Не отвечая, Юля направилась к туалету, где уже ждала ее я.

– Я знала, что ты придешь, – огорошила я подругу, только что закрывшую дверь туалета.

– Поля… – вдруг растерянно выдавила она, – он тебя бил? Домогался? Бедная моя, да ты же плачешь! Вон какие глаза красные!.. Волкова, да ты же даже ненакрашенная и одета, вон, во вчерашнее! Что случилось, ты ночевала у него?

– Просто с мамой поссорилась, – соврала я.

– А-а, – с облегчением выдавила подруга. – Ну, тогда ясно, я в этой теме тот еще психолог, за плечами грузный мешок личного опыта. Сильно поцапались-то?

– Да нет, – улыбнулась я. – Ты лучше скажи, билеты забронировала? Мы же в кино собирались.

– Да! – воодушевилась восторженная девочка. – Кстати, звонок уже через десять минут, я бы тебе посоветовала обсушиться.

– Ага, – не особо желая разговаривать, кивнула головой я. Наш выход из дамской комнаты не сопровождался разве что фанфарами. Обычно скорченная в три погибели, Юлия на этот раз даже выпрямила спину – возле соседнего кабинета стоял ОН – вечная звезда ее ночных романсов.

– Юра! – растекаясь сладким десертом на солнцепеке, простонала мне шепотом наивная девочка.

Первым уроком была химия. Точнее, у всего класса была химия, а мне в это время в ухо вливался другой рассказ – тоже о взаимоотношениях, только не металлов с неметаллами, а «подкачанного ботаника и красавицы с третьим размером». Слишком пафосные, на первый взгляд, эпитеты, но они не принадлежат мне, а выдернуты из контекста самой рассказчицы. И, кстати, составляют самую познавательную его часть, так как весь остальной ее трепет сводится к банальному «как меня такую можно не любить», «ничего не видит дальше своих книжек», ну и мое любимое – «Ах, какая у него спина!», в общем, типичный рассказ типичной влюбленной девочки-подростка.

Пожевав сорок минут, кабинет химии выплюнул нас прямо в соседнюю дверь – в храм математики, светящимся кладом в котором первую парту украшали проверенные листочки с недавней самостоятельной. С них-то и начинается весь аншлаг.

Класс бешеным стадом гиппопотамов подлетает к заветному водоему.

– Три… – гримасничает Юля, но ее недовольство прерывает диалог за спиной:

– Слышал, Санек, у Юльки три! – наигранно восклицает Жора.

– Да, вижу, что три – сочная такая, полная трешка, аж за грани переваливает, я бы даже сказал третий с половиной, хороший такой половиной.

– Придурки! Нет, ну, Полин, ты слышала? – обращается ко мне подруга.

– Ага… – нервно застегивая верхнюю пуговицу на блузке, промямлила я.

– Эй, все в порядке? – меняется в лице Жарова. – У тебя-то что?

– Единица у меня! И то с горой пуш-апа! Никогда моя грудь не вызовет такого водопада слюней… Юля, вот за что такая несправедливость?

– Так, соберись немедленно! Во-первых, у тебя не единица, а полноценная двойка, во-вторых, видела я твой пуш-ап. Когда палец поцарапают, и то ваты больше берут, чем у тебя там, не то что у Лизы: поролон занимает больше, чем сиськи; а в-третьих, если бы еще слюни кто нормальный пускал, а не эти двое! – вызвала во мне улыбку непонимающая моего огорчения девушка. – Получила-то что?

– Да пятерку… с минусом…

– Что? И ты еще нюни распускаешь? А минус за что? Блин, не понимаю, у нас же все ответы сошлись! Что за предрассудки, – уже просто бесилась Юля.

Примерно таким же недовольством результатов окрестила письменную работу большая часть класса, и не случайно. У Анны Валерьевны была особая страсть к идеальному порядку, и даже в самой правильной работе она умела находить недочеты. Ох, не повезет же ученикам, чьи работы на проверке ЕГЭ попадут на ее экспертирование. Но зато за годы активных придирок наш класс, несмотря на гуманитарную направленность, не завалил ни одного пробника экзамена, и даже двоечники писали не менее, чем на 80 баллов, а это очень хороший результат, ради которого можно и потерпеть порой совсем уж кажущиеся беспочвенными придирки. Но нашему классу этого, по-видимому, никогда не понять, и вокруг учительского стола уже столпилась целая куча народа, желающая отвоевать свои заслуженные баллы. Кстати, в их числе находилась и моя Юлька. Ей, судя по лицу, с которым она отошла от этого самого стола, отапеллировать желаемое не удалось.

– Пояснила я, понимаете ли, не до конца! Поль, скажи, вот ты видишь, что эти треугольники равны? Чего молчишь, скажи, видишь или нет? – громом отстучало обращение ко мне.

– Ну…

– Ну, вот! Видишь! Я тоже вижу! Какого, извините, черта я должна это кому-то доказывать?

– Не пыли, дурашка, ты же знаешь, математика – наука точная. Хочешь, я лучше с тобой по этажам пройдусь? Может, Юру встретим, заодно у него и про треугольники спросить можно, он же ведь физмат, а значит, в геометрии разбирается всяко лучше нас. М? Пойдем?

– Не хочу. Перебор уже – ему глаза мозолить. Пошли в столовую, заем горе сладкой булочкой.

– Узнаю свою девочку, – улыбнулась я, и мы в обнимку пошли поднимать настроение сладким.

– С яблоком, пожалуйста, – сделала заказ Юля.

– Яблочную, значит, а зря. Думаю, их яблочки не сравнятся с твоими. У тебя они всяко округлее, – послышалось откуда-то сбоку. И, обернувшись по направлению к раздавшейся реплике, мы увидели довольного, улыбающегося Андрея Низова и краснеющего рядом с ним Данила Берендеева – ребят из класса Юры. Кстати, тот, которого выходка друга вогнала в нелепую пурпурную краску, уже второй год был тщетно влюблен в Юлю, но из-за своих габаритов и противного высокого голоска молодой человек не удостаивался даже мимолетного взгляда моей аппетитной подружки.