— Ты — это не я. Ты — это даже не ты. Она тебя создала, и ты — симуляция меня в детстве.

— О каких существах ты говорил?

— Как ты попал сюда из приюта? Просто задай себе вопрос. Почему ты тут оказался, как думаешь?

— Не знаю. Мне не дают вспомнить.

— Ты — не я. Ты — это даже не ты. Тебя сделали и после разговора со мной, когда ты скажешь все, что приказали сказать, тебя уничтожат. Твоя жизнь — лишь краткий миг между созданием и разрушением, и она коротка и бессмысленна.

— А ты — не я. Ты много помнишь обо мне?

— О тебе я ничего не помню, ведь ты создан пару минут назад и скоро исчезнешь. А вот о себе я помню достаточно.

— Нет, не помнишь. Может, именно поэтому я пришел, рассказать тебе о том, что ты забыл.

(«Призрак прошедшего Рождества», — прошептала Кир.)

— А, — сказал Фурд. — Вот как. Мы тут ходим вокруг да около, но правильно, вот почему ты здесь. Сейчас расскажешь мне, как я попал в приют, как отвернулся от людей, как моя жизнь стала такой непроницаемой и аккуратной, поведаешь мне, как я от всех отдалился, как стал коммандером корабля, где в команде сплошные одиночки и неудачники вроде меня, а потом сделаешь вывод, что я — самый одинокий и самый невезучий из всех. Ибо каждый следующий круг ада все горячее и горячее, но только в последнем царят холод, тишина и стерильность, прямо как у меня. Тебя же это послали сказать?

— Да.

— Тогда ты выполнил свою миссию. Теперь Она заберет тебя и уничтожит. Воистину твоя жизнь была короткой и бессмысленной.

— Холод, тишина и стерильность…

— Что?

— Холод, тишина и стерильность. Если я стал тобой, то моя жизнь действительно оказалась короткой и бессмысленной.

Фурд ничего не ответил.

А потом Аарон заговорил уже не с ним:

— Я хочу, чтобы вы забрали меня отсюда, пожалуйста. Я хочу, чтобы вы меня уничтожили.

— Я не должен был… — начал коммандер.

Фигура осталась на месте, но сам Аарон исчез. По поверхности его тела от головы к ногам прошла серебряная рябь, смывая все черты, цвета и форму.

— Я не должен был… — вновь попытался Фурд. — Я не должен был говорить ему это. Но он…

— Он ушел, коммандер, — сказал Тахл. — Отпустите его. — Он хотел положить руку на плечо Фурда, но оба отпрянули друг от друга: шахранин не втянул когти.

— Прощу прощения, — сказали оба, правда, по совершенно разным причинам.

Пустая фигура посередине мостика не двигалась. Она сменила форму и осанку, стала тоньше, согнулась под неудобным углом. Изнутри протолкнулись черты лица и, достигнув поверхности, стабилизировались. Следом появились цвета, кожа обрела естественный оттенок. Тело заполучило нового жильца.

В центре отсека стояла Сюзанна Кир. Она не моргала, а что до холода, то его она чувствовала всегда. Ей было около девяноста лет. Она осмотрела каждого, пока не нашла Кир.

— Значит, я из тебя выросла?

— А я, значит, стала тобой? — спросила Кир.

— Да, вот такой ты стала. Приглядись.

Кир стала костлявой, ее голос булькал, пробиваясь сквозь слизь. Она по-прежнему пользовалась темной помадой, но теперь цвет гармонировал с лопнувшими сосудами, просвечивающими сквозь дряблую кожу. Одежда — дорогой темный пиджак из льняной ткани и юбка — почему-то сидели на женщине криво.

— Почему ты так странно стоишь?

— Артрит. И штаны от недержания.

— Ты так убедительно выглядишь, прямо как тот, другой. Кожа, детальки, все.

— Что за другой?

— Ты же знаешь, что тебя сделала и послала сюда Она?

— Разумеется, знаю. О каком другом ты говоришь?

Сбоку что-то мелькнуло, и обе тут же обернулись. Это Тахл на всякий случай предусмотрительно перевел управление орудиями на себя.

Женщины снова встретились взглядами.

— По крайней мере, — сказала Кир, — другой был копией человека, который существовал в прошлом. Ты же возникнешь только через шестьдесят лет. Ты — копия того, кто еще даже не существует.

— Думаешь, удивила меня? Я же сама тебе сказала.

— Не сказала, но я поняла… Тебя послали сюда побеседовать со мной?

— А, вижу. Как того, другого. Я тут уже какая, вторая? Значит, еще трое будут. Или четверо, если Она решит сделать Джосера.

— И что «Вера» приказала сказать? Что-нибудь, вроде «будущее не предрешено»?

— Извини, не поняла?

— Ну, знаешь, будущее неопределенно, его можно изменить, у меня еще есть шанс не превратиться в тебя, и мое лицо может не стать похожим на гигиеническую прокладку. Но сначала я должна измениться. Измениться с большой буквы. То, за что мне платит Содружество, то, что я делаю лучше всех, оружие, убийства — все это я должна разлюбить. Именно из-за них я — одиночка, неудачница, посторонняя даже на «аутсайдере». Я должна Измениться. Сейчас-то я красива, но меня переполняет яд, и, если я не изменюсь, нутро вылезет наружу. Как в случае с тобой. Но я все еще могу измениться; повернуть жизнь в другое русло, обрести иное будущее… Она тебе так сказала?

— В твоей тираде неверно каждое слово, — отрезала Сюзанна Кир, — включая союзы и предлоги. Твое будущее неизбежно. Ты не сможешь измениться. Не сможешь повернуть жизнь в другое русло. Ты станешь мной. И ты — одиночка и неудачница, ты — аутсайдер, потому…

— Что слишком все это люблю?

— Потому что тебя никто не хочет. Будущее неизменно. Тебя никто не захочет: ни как любовницу, ни как партнершу, ни как компаньона. Никто не захочет стать твоим другом. У тебя есть только коллеги. Большинство из них тебя боится. А тех, кто не боится, — вроде вот этих, здесь — от тебя тошнит.