9 августа 1819 года

Дорогая мама,

Библия уверяет, что Господь осушит каждую нашу слезинку…

Я отложила перо, не зная, что писать. Странно, что именно я должна сообщить ей новость. Я представила себе, как она собирает нас, своих детей, в гостиной и говорит: «Вашего отца забрал Господь». Какже получилось, что эта обязанность возложена на меня?

В Чарльстоне отцу полагались бы пышные похороны – торжественность церкви Святого Филипа, величественная процессия вдоль Митинг-стрит, гроб в украшенном цветами экипаже, за которым следует полгорода… Вместо всего этого его похоронят в безымянной могиле на разросшемся кладбище под стенами методистской церкви, которую мы проезжали по пути сюда. Гроб с его телом повезут в фермерском фургоне, за которым пойду я одна.

Но матери я не расскажу ничего из этого. Не скажу также, что в час его смерти я плавала в океане в полном уединении, о котором буду вспоминать всю жизнь. Надо мной кричали чайки, а на вершине шеста реял белый флаг.

Глаза госпожи опухли от слез. Она просидела в постели в ночной одежде до середины утра. Вокруг кровати был натянут москитный полог, шторы на окнах задернуты, но я все равно заметила ее опухшие веки. Минта, новая горничная, притаилась в углу.

Госпожа хотела заговорить со мной, но расплакалась. Мне было ее жаль. Я знала, что такое потерять близкого человека. Но не представляла, зачем она меня вызвала. Оставалось только стоять и дожидаться, пока она не возьмет себя в руки.

Прошло несколько минут, и госпожа прикрикнула на Минту:

– Ты собираешься принести мне носовой платок или нет?

Минта принялась рыться в ящике с бельем, а госпожа повернулась ко мне:

– Немедленно принимайся за мое платье. Я хочу наряд из черного бархата с вышивкой бисером. У госпожи Рассел на платье бисер из гагата. Еще мне понадобится капор с длинной вуалью из крепа сзади. И черные перчатки, но пусть это будут митенки – из-за жары. Ты все запомнила?

– Да, мэм.

– Все должно быть готово через два дня. И сделано безупречно, Хетти, понимаешь? Безупречно. Если понадобится, работай по ночам.

Похоже, она вполне овладела собой.

Госпожа выписала мне пропуск на рынок и отправила в экипаже с Томфри, который должен был купить карточки с приглашениями на поминки. Сказала, сама я слишком долго буду ковылять туда и обратно. Вот так я впервые в жизни прокатилась в экипаже.

– Перестань улыбаться, мы должны скорбеть, – одернул меня Томфри.

Разыскивая на рынке бисер, я натолкнулась на жену мистера Визи, Сьюзен. Я не видела ее с начала лета, с моего визита на Булл-стрит, 20.

– Посмотрите на эту драную кошку! – воскликнула она.

Наверное, все еще злилась на меня.

Я подумала, что она могла многое знать. Наверняка в тот день подслушала мой разговор с мистером Визи, и ей известно о матушке, о ребенке, обо всем.

Я не видела смысла в этой перепалке.

– Я не собираюсь с тобой спорить. И беспокоить больше не стану.

Раздражение ее улеглось. Плечи опустились, и лицо смягчилось. Тут я и заметила шарф. Красный. Края подшиты безупречным тамбурным швом, на краю – маленькие масляные пятна.

– Это головной шарф моей матушки! – выпалила я.

Ее губы раскрылись, словно пробка выскочила из бутылки. Я ждала, но она так и стояла с открытым ртом. А я не отступала:

– Я узнала шарф!

Она поставила на землю корзину с одеждой и сняла шарф с головы:

– Возьми.

Я пробежала пальцами по подшитому краю, потрогала складки, к которым прикасались ее волосы. Потом сняла свой шарф и повязала мамин – низко на лоб, как носила она.

– Откуда он у тебя? – спросила я.

Она покачала головой:

– Тебе следует это знать. В тот вечер твоя мать пришла к нашей двери. Денмарк сказал, что стража будет разыскивать женщину в красном шарфе. Вот я и взяла у нее шарф, а ей отдала свой. Простой коричневый, чтобы не привлекать внимания.

– Вы помогли ей? Помогли скрыться?

– Я делаю то, что скажет Денмарк, – вместо ответа сообщила она.

И ушла плавной походкой с непокрытой головой.

Я шила весь день и всю ночь и следующий день и ночь и ни на минуту не снимала мамин шарф. Я постоянно думала о том, что матушка в тот вечер приходила к мистеру Визи и что он знает больше, чем говорит.

Я носила платье наверх для примерок, а дом лихорадочно готовился к поминкам. Госпожа сказала, что придет полгорода. Тетка и Фиби пекли поминальные лепешки и готовили чайную посуду. Бина завешивала картины и зеркала черной тканью, а Эли приставили к уборке. Минте досталась самая тяжелая работа: приготовить носовые платки и тем самым принять на себя главный удар.