Шрифт:
Независимо от того, куда приведет дальнейшее расследование, стало ясно: дело Золотоворотского Душителя закрыто.
Через несколько минут после ареста Геррина мэр Смитрович позвонил Монку и пригласил в мэрию для поздравления и организации пресс-конференции, чтобы уже вечером сообщить общественности радостную новость.
— Откуда мэр так быстро узнал? — удивилась я. Прежде чем Монк открыл рот, заговорила Синтия Чоу.
— У него повсюду свои шпионы.
Неприятно так думать, но, похоже, она права. Иначе как еще объяснить этакую осведомленность?
Но если мэр шпионил за полицией, я задалась вопросом, кто еще мог наблюдать за нами и подслушивать разговоры? Я старалась не углубляться в эти размышления, иначе ситуация может выйти из-под контроля, и я начну наматывать на голову фольгу.
Джаспер рвался взять интервью у Чарли Геррина и выяснить, с чем связан странный фетиш левых ботинок, но Монк не разрешил. Окружной прокурор намеревался лично вести дело и назначить своего эксперта-психиатра.
— Я бы мог написать умопомрачительную диссертацию по этому парню, — чуть не зарыдал Джаспер.
— А как же Ваше почти юнгианское разделение сознания среди параноидальных шизофреников? — спросила я.
— Что по-Вашему имеет большее значение? — разгорячился Джаспер. — Исследование параноидальных шизофреников или судебно-психиатрический анализ убийцы-психопата с фут-фетишем, направленным на похищение левых ботинок у убитых им женщин? Что бы Вы предпочли прочитать?
В сущности, он прав.
Монк провел следующие несколько часов у себя в офисе, записывая на карточки свои замечания. Он готовился к пресс-конференции и практиковался на мне, читая пометки на карточках.
Представившись, босс поблагодарил каждого своего полицейского за самоотверженность и трудолюбие. Затем ввернул пассаж, что городу необходимо наладить отношения с полицией, предоставив офицерам уважение, льготы и компенсации, заслуженные неустанным трудом во благо общества.
— Отличная речь, мистер Монк, — восхитилась я, — но разве Вы не собираетесь поблагодарить Бертрама Грубера за информацию, приведшую к аресту преступника?
— Нет.
— Мне он тоже не по душе, но Вы не можете утверждать, что без его наводки преступника сегодня бы поймали.
— Он сжульничал.
— Чарли Геррин не Душитель?
— Душитель, — подтвердил Монк.
— А разве не Грубер сообщил номер автомобиля, что указало на Геррина из всех возможных подозреваемых?
— Ну, он.
— Думаете, Грубер подстроил убийства?
— Нет.
— Где же обман?
Мне в самом деле было противно защищать Грубера, но ему можно доверять уже потому, что он обратился в полицию с нужной информацией.
— Грубер лжет! — не унимался Монк.
— Вы снова заладили про клубнику?
— Ему около тридцати лет. Он сказал, что помнит последнюю часть номера М-пять-шесть-семь, поскольку это день рождения его матери — пятого мая 1967 года. Получается, она родила его в десять лет?
Ладно, босс прав. По неизвестным причинам Грубер был не вполне честен, рассказывая о получении фактов. Тем не менее, конечный результат его действий не вызывал сомнения.
— Какая разница, каким образом он узнал номер машины? Геррин — убийца, и больше его нет на улицах, — настаивала я. — Пары кроссовок воссоединены, баланс Вселенной восстановлен!
— Кроме одного, — пробормотал Монк. — Он сжульничал.
— И кому от этого плохо?
— Мне, — ответил Монк.
Пресс-конференция проходила в роскошной ротонде мэрии на широкой парадной площадке у мраморной лестницы, окруженной колоннами из колорадского известняка, увенчанными изваяниями листьев аканта и декоративными свитками.
Ротонда с изящными балконами, скульптурами из греческой мифологии, вырезанными на стенах, с блестящим полом из розовых теннессийских мраморных плит ярко освещалась.
Мэр Барри Смитович стоял за трибуной, окруженный Бертрамом Грубером с одной стороны и Монком с другой. На Грубере был новый костюм из магазина готовой одежды, он нервно подергивал бороденку. Монк же сортировал заметки на своих карточках.
Я стояла позади Монка рядом с парой помощников мэра, державших гигантскую репродукцию чека на двести пятьдесят тысяч долларов, выписанного на имя Бертрама Грубера, гада ползучего.
Присутствовало только полдюжины журналистов, два неподвижных фотографа и четыре оператора. Эти люди не просто лицезрели происходящее; они вели прямые эфиры, подкасты и интернет трансляцию. Сейчас такое время, когда один человек с камерой, ноутбуком и широкополосным интернетом потенциально может привлечь миллионы зрителей.