10. Девять пятидолларовых билетов различной потертости.

Миссис Перес придвинула второй стул и уселась рядом. Она все видела, но хранила молчание. Я поглядел на часы: без двадцати шесть. Я разгладил края вырванных из «Таймс» страниц, сложил вдвое и сунул между ними остальные бумаги. Вопрос – не мешаю ли я отправлению правосудия тем, что утаиваю улики преступления? – перестал быть вопросом. Мой адвокат мог бы еще утверждать, что я посчитал, будто все это не имеет отношения к убийству Йигера, но если б он заявил судье и присяжным, что я так же посчитал, будто он не имеет отношения к убийству Марии Перес, ему пришлось бы признать меня слабоумным.

Я поднялся, держа улики в руках.

– Все это, – заявил я миссис Перес, – доказывает лишь то, что Мария была в меру любопытна, как положено умной девушке, и любила рисовать портреты. Я это забираю, чтобы ознакомить мистера Вульфа. Деньги верну в свое время, надеюсь, долго ждать не придется. У вас была тяжелая ночь, и предстоит трудный день. Если найдете долларовую бумажку, пожалуйста, вручите мне. Вы нанимаете нас с мистером Вульфом для расследования убийства вашей дочери, поэтому и позволили мне забрать все это с собой.

– Вы были правы, – сказала она.

– Медали я пока не заслужил. Не забудьте про доллар.

– Мы можем платить больше. Сто долларов. Это неважно.

– На сегодня хватит и одного.

Она встала, вышла и вернулась с долларом, который отдала мне.

– Муж спит, – сообщила она.

– И хорошо. Вам бы тоже не помешало. Теперь мы ваши сыщики. Сегодня к вам придет полицейский. Он, видимо, отведет вас с мужем в окружную прокуратору. Там ни слова не скажут о Йигере, и вы, понятно, тоже. О Марии сообщите чистую правду, то, что уже говорили полицейскому, – пошла-де в кино, и вы не представляете, кому и зачем понадобилось ее убивать. Вы относили завтрак тому, наверху?

– Да.

– Сегодня не понадобится. Он скоро уйдет и уже не вернется. – Я протянул руку, она ее пожала. – Передайте мужу, что мы друзья.

Сказав это, я направился к лифту.

Попав в приют похоти, я включил свет. Я так ушел в свои мысли, что мне было совсем не до картинок, тем более, что передо мной предстала живая картина: Фред Дэркин на восьмифутовой постели – голова на желтой подушке и желтая простыня до подбородка. Когда вспыхнул свет, он шевельнулся, заморгал, сунул руку под подушку и выхватил пистолет.

– Вольно, – сказал я. – Я успел бы тебя пристрелить, пока ты чухался. Тут больше нечем поживиться, пора сматывать удочки. Можно не спешить – уйдешь через полчаса, и ладушки. Внизу не задерживайся и не ищи миссис Перес, чтобы сказать ей спасибо. У них беда – прошлой ночью убили дочь, не здесь, не в этом доме. Так что просто слиняй.

Он был уже на ногах.

– Что за чертовщина творится. Арчи? Чего же мне ждать?

– Триста монет. Не советую задавать мне вопросы, а то ведь могу и ответить. Ступай домой и скажи жене, что крепко поработал двое суток подряд и должен хорошо отдохнуть.

– Я одно хочу знать – меня отследят?

– Погадай на монетке. Надеюсь, что нет. Может и повезти.

– Не лучше будет тут все затереть? Мне десяти минут хватит.

– Не стоит. Если уж они доберутся до комнаты, то отпечатки не понадобятся. Отправляйся домой и сиди тихо. Может, я позвоню тебе около полудня. Смотри не прихвати какую-нибудь картинку.

Я вошел в лифт.

Когда Вульф в одиннадцать спустился из оранжереи, я за своим столом просматривал так называемый дневной выпуск «Газетт». На первой странице была фотография мертвой Марии Перес. На самом-то деле она не тянула на первую страницу – не было в ней ничего интересного, кроме молодости и красоты, но поскольку в ту ночь не убили, не ограбили и не арестовали ни одной знаменитости, честь выпала ей.

Ее убийство оставалось загадкой. Если отбросить красоты слога, единственные факты, которыми располагала полиция, были: 1) тело нашел в 12:35 сторож, совершавший обход Северного речного пирса в районе Сороковых улиц; 2) убийство произошло не раньше чем за три часа до этого, а скорее, позже; 3) ее убили выстрелом в затылок из пистолета 32-го калибра; 4) последними ее видели живой две подружки, с которыми она отправилась в кино и которые показали, что она встала, вышла из зала незадолго до девяти и уже не вернулась; им она ничего не сказала: они подумали, что она пошла в туалет; 5) ее отец и мать отказались разговаривать с репортерами. В газете не было и малейшего намека на то, что ее смерть может иметь хоть какое-то отношение к гибели Томаса Дж.Йигера, чье тело нашли тремя днями раньше в яме на улице, где она проживала.

Еще утром, после того как Вульф позавтракал у себя в комнате, я коротко рассказал ему о самом главном. Теперь, когда он уселся за свой стол, я вручил ему «Газетт». Он посмотрел на фотографию, прочитал сообщение, отложил газету и откинулся на спинку кресла.

– Дословно, – приказал он.

Я все пересказал, включая, конечно, и разговор с Фредом. Окончив, я вручил ему вещественные доказательства, извлеченные из ящика в комнате Марии.

– Этикетки от четырех бутылок шампанского, – заметил я, – могут ввести вас в заблуждение. Я не верю и никогда не поверю, что Мария пила шампанское. Она отклеила этикетки с пустых бутылок, которые отец и мать приносили сверху, чтобы потом сдать.