Когда Леопольд Вольдемарович открывал дверь своим ключом, мне в голову пришло невольное воспоминание, как я недавно возилась с отмычкой. Оказавшись в квартире, я, не теряя времени, направилась к аквариуму, не давая себя отвлечь чем-нибудь еще.

— Судя по всему, вы прекрасно осведомлены о расположении моей квартиры? — колко заметил Ожерельев, следуя за мной.

— Ничего удивительного: у меня работа такая — иметь прекрасных осведомителей и быть в курсе всего. Покажите-ка содержимое подводного ларчика, — напомнила я про цель визита.

— Это Раиса Ивановна все вам рассказывала? С самого начала мне не хотелось вводить ее в приличный дом, но супруга настояла, — откликнулся хозяин квартиры.

Вот, значит, что сейчас принято называть приличными домами. У меня на этот счет имелось совершенно противоположное мнение.

Повернув ручку, которая еще в первый приход привлекла мое внимание, Ожерельев отодвинул большой аквариум, прекрасно маскирующий встроенный в стену сейф. Пожалуй, лучшего места для него придумать просто невозможно. Разве что под полом, застеленным персидскими коврами ручной работы.

В сейфе действительно имелось много интересного — сверкающие камни старинных украшений, денежные банкноты, бывшие в ходу не позже середины ХIХ столетия, несколько икон. И как ни хотела верить своим глазам, но Мары там все-таки не было.

— Любопытная коллекция, — заметила я. — А где же бронзовая богиня? Смерти, если я не ошибаюсь…

— Я же предупреждал, что у меня ее нет.

— Хорошо, — я не могла скрыть своего разочарования, — тогда где она?

— Если бы я знал, то не стоял бы сейчас перед вами.

Мне показалось, что теперь в его голосе появились нотки превосходства, чего в этой ситуации я просто не могла перенести.

— У вас есть право на владение всеми этими вещами? — перевела я русло беседы. — Хотите, чтобы вас проверили?

Но и дальнейшие угрозы были бесполезны.

И что дальше? Если статуэтка действительно не у него, тогда где же она? Наверняка, знай Ожерельев, что Мара, которую подменил Груздев, подделка, он не приглашал бы немца и не пытался продать ее. Штокингер, судя по всему, не дурак и практически сразу понял, что его пытаются надуть.

Я старательно припоминала выражение лица Леопольда Вольдемаровича во время сделки. Оно не было уверенным, скорее немного растерянным. Только тогда я не придала этому значения, а вот сейчас… Сейчас все было совершенно по-другому.

Отвратительное состояние Ожерельева словно перетекало в меня, и я поспешила убраться восвояси, предварительно сделав снимки содержимого сейфа фотоаппаратом, который всегда ношу с собой. Это могло мне пригодиться.

Все было плохо. Мои старания ни к чему толковому не привели. Я потеряла столько времени, гоняясь сначала за Игорем, потом за курьером, Ожерельевым и его немцем… Необходимо срочно что-то менять, подходить к делу с другой стороны, или я никогда не смогу с ним разделаться. Обещанный Валерию срок словно дамоклов меч висел надо мной.

Бойтесь своих обещаний…

В который раз ниточка расследования, которое я вела почти неделю, оборвалась именно в тот момент, как, мне казалось, оставалось ухватить удачу за хвост и разрубить гордиев узел, завязанный преступником. Но в самый последний момент рушилось буквально все. До основания. Так что потом заниматься ни восстановлением утраченных следов, ни реставрацией улик, ни «реанимацией» свидетелей не было ровным счетом никакого смысла.

Пятница. Мерзкая пятница разочарований. Ничего не получалось, хотелось убить всех.

Я припоминала, кто же надоумил меня поступить в юридический, а потом вдобавок заняться частной практикой, покинув не самое плохое место в прокуратуре. Чем бы этому типу отомстить? Месть — блюдо, которое подают холодным. Может быть, сейчас самое время?

Остановив поток пессимизма, хлынувший на меня в ресторане в районе «Сенного» рынка, я решила не сдаваться. Только этого еще не хватало мне для полного счастья! Ну и пусть расследование пока проваливается. В конце концов, такое нельзя воспринимать как повод для личной трагедии. Все еще получится. И на нашей улице будет праздник. А может, и несколько праздников одновременно. Нечего распускать сопли и слюни.

Ожерельев остался дома и начал пить, еще пока я была в его квартире. Мне бы тоже неплохо было чем-нибудь заглушить разочарование, которое выжало все соки, вымотало нервы и напрочь лишило какого-то бы ни было энтузиазма заниматься расследованием этого дела.

Весь мир предстал передо мной в отвратительных зелено-серых тонах, словно говоря, что по-другому уже никогда не будет. Только самые отвратительные совпадения, невыносимо гадкие случайности и прочее, не радующая глаз действительность плотной стеной окружила меня, взяв в неразрывное кольцо неприятностей.