— Постой, дай я посмотрю.

Лючия изучила ушибленный палец.

— Его надо под холодную воду, — сказала она, взяла Шагалыча за руку и повела за собой в ванную.

— Лучше? — заботливо спросила Лючия, когда они стояли перед раковиной.

— Лучше не бывает.

Шагалыч посмотрел на себя в зеркало и увидел в нем вареную воблу. К нему вернулась гордость, надо было что-нибудь сказать, все что угодно, только бы смыть с лица это идиотское выражение.

— А почему твои подружки не пришли? — нашелся художник.

— Они проводят четырехэтапную терапию.

— Что?!

— Болтовня, Прическа, Шопинг и Шоколад. Они решили начать со второго этапа.

— Прическа?

— Да.

— В смысле, Грета сопровождает Эмму в парикмахерскую?

— Нет, с Эммой все в порядке. Ей не нужна терапия. Это Грете надо лечиться.

— Она заболела?

Лючия посмотрела на Шагалыча с удивлением. Наверное, она не должна говорить с ним о таких вещах. Это же их девчачьи дела.

— Ничего, скоро ей станет лучше. И тебе тоже.

Снова эта предательская вареная вобла! Ягуар, сдавшись, фыркнул откуда-то издалека и отправился в свою темную пещеру.

— Мне и так хорошо.

— Смотри, как тебе хорошо! — захлопала в ладоши Эмма, глядя на отражение Греты в зеркале Габриэлло, дизайнера причесок.

Габриэлло скрестил руки на груди и сделал шаг назад, чтобы лучше осмотреть плоды своего труда.

— Это было непросто, — заметил он, — девушка попала в мои руки в несколько запущенном виде.

Он говорил так громко, будто четыре ассистента, что сидели за его спиной на трехногих табуретках как на жердочках, были партером на тысячу человек, ловившим каждое его слово.

— Нам пришлось восстановить структуру и поработать над объемом.

Мастер употребил множественное число, очевидно, имея в виду команду своих преданных помощников, которым не дал вымолвить и слова.

— Короткая стрижка требует фривольности и точности, — скандировал Габриэлло со страстью эпического декламатора. — И в итоге…

Длинная пауза. Эффект саспенса. Шаг вперед, легкое движение руки — и накидка слетела с плеч Греты, как слетает покрывало с произведения искусства.

— …перед вами настоящая женщина.

Вздохи волнения с тыла и громкая похвала Эммы:

— Ты просто художник! Что скажешь, Грета? Тебе нравится?

Грета посмотрела на незнакомую женщину, шпионившую за ней с той стороны зеркального стекла. У нее были более светлые волосы, медового цвета. Женщина провела по ним рукой. Приятный запах, подумала Грета. Как от волос Эммы. Легкая волна с левой стороны лица. Очень фривольная. На затылке коротко, чтобы подчеркнуть тонкую линию шеи. Грете это напомнило стебель цветка. С нежными светлыми лепестками. Ромашка. Или подснежник. Она еще раз посмотрела на себя в зеркало и подумала, что она — цветок.

— Да, нравится.

— Если ты счастлива, то и я счастлив, — продекламировал Габриэлло, приложив руку к груди.

Эмма посмотрела на подругу, которая ответила ей взглядом сообщницы. Они едва сдерживались, чтобы не рассмеяться.

— Мама зайдет оплатить счет в четверг. Как всегда.

Дизайнер причесок приподнял брови и сделал легкое движение рукой, будто отгоняя столь вульгарную тему для разговора.

— А ты когда зайдешь, солнце мое? Нам надо сделать примочки. Что-то ты у меня теряешь глянец.

Грустный вздох, материнский взгляд.

— Скоро, Габриэлло, скоро.

— Хочешь, оставайся сейчас? Это недолго. Мы за полчасика все сделаем.

— Сейчас не могу. Мы страшно заняты.

Эмма подмигнула Грете и взяла ее за руку:

— Идем?

Они оставили Габриэлло и его прислужников отмечать успех нового шедевра мастера и выбежали на улицу, готовые к третьему этапу.

Шопинг! «Шопинг» звучит лучше, чем «покупки». Веселее, — затараторила Эмма. — Тут рядом есть магазинчик shabby chic…

— Shabby что?

— Шик! Одно из тех мест, куда моя мама никогда бы не зашла…

Грета взглянула на нее вопросительно:

— То есть?

— То есть это идеальное место для нас.

У Эммы был очень счастливый вид, она излучала заразительную радость. Грета решила отдаться на волю этого веселого ветра и вдохнуть немного свежего воздуха. Они вошли в магазин и оказались в святилище странных нарядов и аксессуаров, которые, казалось, вышли из бабушкиного сундука. И надо признать, бабушка та была натурой весьма эксцентричной. Грета поначалу растерялась, но потом заметила, что некая человеколюбивая продавщица разложила этот ворох тканей и лент в цветовой гамме. От белого до черного, через все оттенки спектра, воспринимаемые человеческим глазом.