Побочным следствием исчезновения Вастера стало то, что уроки, которые давал Кена Гафризи, приобрели более серьезное, почти академическое свойство. Непоседливость и отсутствие внимания у малыша всегда вынуждали сокращать занятия, но здравомыслящая Байнара и тихий Тай были идеальными учениками. Учитель был особенно поражен их вниманием, которое они проявили во время довольно сухой исторической лекции о геральдических символах Домов Морроувинда.

"Герб Хлаалу изображает весы, — он высокомерно усмехнулся. — Они мнят себя великими соглашателями, как если бы в том было нечто достойное. Много столетий назад они были лишь кочевниками, последовавшими за Ресдайном, который решил — "

"Извини, Кена, — перебила Байнара. — А у кого на гербе нарисовано какое-то насекомое?"

"Разве ты не знаешь Дом Редорана? — спросил учитель, приподняв один из щитов. — Я знаю, вы тут, на Горне, совсем оторваны от жизни, но тебе, безусловно, уже достаточно лет, чтобы различать-"

"Да не то, Кена, — пояснил Тай. — Думаю, она имеет в виду другой герб с насекомым."

"Понимаю, — кивнул Кена Гафризи, нахмурив брови. — Да, вы еще слишком молоды, чтобы когда-нибудь видеть герб Шестого Дома, Дома Дагот. Они воевали с нами вместе с проклятыми еретиками Двемерами в Войне у Красной Горы, и ныне совершенно уничтожены, хвала Владыке, Матери и Чародею. Этот дом был проклятием нашей земли целое тысячелетие, а когда, наконец, их скверна была истреблена, сама земля испустила вздох облегчения облаком огня и пепла, на целый год обратив день в ночь."

Байнара и Тай понимали, что не могут говорить, но обменялись друг с другом понимающими взглядами, когда учитель углубился в тему злодейства Двемеров и Дома Дагот. Когда урок закончился, они вышли из Сандилхауса и хранили молчание, пока не оказались вне досягаемости чужих глаз и ушей.

Перешедшее за полдень солнце рисовало на земле длинные тени похожих на копья деревьев, окружавших луг. Издалека доносились голоса рабочих, начавших подготовку к сбору осеннего урожая и покрикивавших друг на друга грубыми и привычными фразами, но отдельные слова разобрать было невозможно.

"Это определенно символ на том щите, что ты нашел в груде мусора, — сказала, наконец, Байнара. — И все, что там есть, должно быть, осталось от Дома Дагот."

Тай кивнул. Его мысли были о странном хрустальном шаре. Он почувствовал, как легкая, вибрирующая музыка беззвучно коснулась его тела, и понял, что открыл еще одну тему Песни.

"И зачем наши люди сожгли и поломали все это? — спросил он задумчиво. — Думаешь, Дом Дагот был таким злым, что все связанное с ним — проклято?"

Байнара рассмеялась. В разгар дня все разговоры о проклятиях и зле Шестого Дома были чисто теоретическими: нечто такое, что разбавляет жизнь романтикой, но не вызывает тревоги. Дети побрели обратно в замок, чтобы поспеть к еще одному размеренному, скучному обеду. Но когда наступила ночь, Байнара принялась перебирать сокровища, собранные в куче мусора. В свете лун маленькие кувшинчики, какие-то оранжевые самоцветы, тусклые кусочки серебра и золота, не имевшие очевидного предназначения, все это приобрело зловещий оттенок.

Внезапное отвращение охватило ее. В этих предметах была какая-то странная энергия, примесь смерти и разрушения, которую нельзя было отрицать. Байнара бросилась к окну — ее вырвало.

Выглянув на темную лужайку, раскинувшуюся внизу, она увидела фигуру, расставлявшую свечи в виде контура огромного насекомого, символа Дома Дагота. Когда фигура глянула в ее сторону, она быстро отшатнулась, однако успела разглядеть лицо, выхваченное из темноты сальным светом. Это была Эдеба, няня Тая.

На следующее утро Байнара рано ушла из замка, неся за спиной большой мешок с ее сокровищами. Она дотащила его до болота и оставила там. Затем она вернулась и рассказала своему дяде Триффиту о том, что видела прошлой ночью, опустив лишь изначальную причину своего недомогания.

Эдебу изгнали с острова Горн без обсуждения. Она плакала, умоляла позволить ей попрощаться с ее Таем, но дело сочли слишком опасным. Когда Тай спросил, что с ней случилось, ему ответили, что она вернулась к своей семье на материк. Он уже слишком большой, чтобы иметь няню.

Байнара никогда не говорила ему, что знала. Потому что боялась.

Таю было восемнадцать, когда он, в 685 году Первой Эры, впервые увидел Морнхолд, город острых шпилей, дом богини. Его кузен Калкорит, ставший уже старшим послушником в Храме, отвел Таю пару комнаток на первом этаже купленного им дома. Комнатки были маленькими и бедно обставленными, но прямо за окном рос горьколистник, и, когда задувал ветер, каморка наполнялась прелестным пряным ароматом.

Аккорды Песни более его не беспокоили. Иногда он даже забывал о них — настолько тихими и мелодичными они стали. Иногда, когда он шел по улицам к Храму за заданием, ему встречался кто-нибудь и накал Песни возрастал, но потом она снова остывала. Чем отличались эти люди от прочих? — Тай никогда не пытался определить. Он помнил последний случай, когда позволил Песни увлечь его и убить своего младшего кузена Вастера. Это воспоминание не тяготило его чрезмерно, но все же он решил, что не станет причинять вреда никому, если его не вынудят.

Нарочные Дома регулярно доставляли Таю письма от Байнары, по-прежнему сидевшей в Сандилхаусе на острове Горн. Она могла бы пойти учиться в Храм — ума бы ей точно хватило — но не пожелала. Через год, много два, ей все равно придется уехать и занять свое место в Доме Индорил, но она не спешила. Тай с радостью встречал обычные сплетни, приходившие с письмами, и описывал в ответ свои собственные занятия и романы.

На третьем месяце пребывания в Морнхолде он повстречал девушку. Она тоже училась в Храме, ее звали Акра. Тай увлеченно писал о ней Байнаре, сообщая, что у нее рассудок Соты Сила, остроумие Вивека и красота Альмалексии. Байнара ответила в игривой манере, что если бы знала, какие святотатственные вольности дозволяются студентам Храма, то несомненно сама бы стала послушницей.