Толстой Л.Н.
Шрифт:
Теперь другое, самое для меня важное, в связи с вашим расчленением своего я на два сознания:
«Сейчас ходил и думал: основа жизни нашей: стремление к благу. Жизнь наша ограничена, и мы, как отдельные существа, никогда не получаем и не можем получить того блага, к[отор]ого желаем. Но мы не отдельные существа, и благо, к[отор]ого мы ищем и к к[отор]ому стремимся, может получить и получает, если мы работали для него, люди вообще, всё человечество, весь мир, к[оторого] мы составляем частичное проявление. И потому наше стремление к благу не ложно, а ложно только наше стремление к личному благу. Ничто для меня яснее этого не подтверждает того, что жизнь наша есть любовь и что она не ограничивается нашей личной жизнью в этом мире от рождения и до смерти. Это убеждает меня с полной несомненностью в том, что мы живем в этом мире и своей отдельной жизнью и жизнью другого, более обширного существа, включающего наши существования, вроде того, как наше тело включает в себя жизнь отдельных клеток нашего тела. И потому наша деятельность для блага, если только благо это не ограничивается личностью, не только не пропадает, но необходима для блага высшего существа, как деятельность клеток для тела. Так что смерть есть перенесение сознания из личности этого мира в сознание иного, высшего существа, т. е. кажущегося мне высшим, и перенесение это совершается любовью. Все веры в бессмертие, в возмездие есть это самое. То же, что смерть есть только переход в иное, высшее сознание, особенно вероятно, потому что всякая жизнь есть не что иное, как всё большее и большее расширение сознания и всё большее и большее увеличение любви».
Всё это, разумеется, только неточные выражения состояния сознания, ограниченного неизбежностью представления всего в пространстве и времени, но они не то что дают мне понятие о том, что называют богом, но указывают мне направление, в кот[ором] одном я могу искать его, приближаться к нему. И это указание пути к нему гораздо больше дает мне спокойствия и твердости, чем утверждение о том, что есть то, что мы можем назвать богом, не говоря уже об определении его свойств. Мы думаем и говорим даже: зачем бог, послав нас в мир, не сказал нам словами понятными и ясными, кто он и зачем мы живем; но мы забываем, становясь даже на точку зрения людей, признающих бога, что только наша слабость говорить неточными, недостаточными, односторонними, двусмысленными словами, а что у бога — как и они понимают его — есть другой язык, другое средство передачи истины: средство это наше внутреннее сознание и наше положение в мире. И если бы мы не ждали ни от бога, ни от пророков, ни от себя словесного выражения своего положения и отношения к миру, мы бы не переставая чувствовали присутствие того высшего сознания, к[отор]ое открывает нам смысл нашей жизни и ее закон.
Молиться я молюсь в минуты, не скажу душевной, но умственной слабости, и молюсь по-детски, даже крещусь и говорю: Господи, помилуй, хотя и не думаю, чтобы это было полезно, думаю, что это и не вредно. Молясь так, я признаю недостаточность и гибельность своей личной жизни. И это недурно. Но думаю, что живое сознание своей не отдельной, а внемирской, внепространственной и времени9 жизни, движимой любовью, может вполне заменить всякую молитву и дать постоянную твердую опору жизни и что можно к этому воспитать и себя, хотя и испорченного ложным религиозным учением, и наверно воспитать детей.
Л. Толстой.
8 февр.
1 Письма Черткова от 11 и 13 февраля н. с. См. т. 56, стр. 182.
2 Часть корреспонденции на имя Толстого проходила через почтовое отделение в Ясенках (ныне Щекино). Регулярно за получением почты в Ясенки не ездили. Корреспонденция забиралась чаще чем раз в неделю — по большей части самим Львом Николаевичем, приезжавшим за ней верхом.
3 Письма от 14, 15 и 16 февраля н. с.
4 Ныне Ясная Поляна.
5 В своем письме от 13—14 февраля Чертков писал о двух жильцах дома — хорошем и дурном, живущих в человеке.
6 См. прим. 4 к письму № 775.
7 На подлиннике сноска рукой В. Г. Черткова: «Это недоразумение: такого сочинения я не готовил. В. Ч.». Об этом Чертков писал в письме к Толстому от 16 марта н. с.
8 См. т. 56, Записная книжка 1907—1908 гг. № 3, стр. 229 и 230; Дневник от 13 февраля 1907 г., стр. 15, мысли 20 и 21; Записная книжка 1907 г. № 2, запись от 6 февраля, стр. 222—223, и Дневник от 13 февраля 1907 г., мысль 7, стр. 12—13.
9 Так в подлиннике.
* 778.
1907 г. Апреля 6. Я. П.
Жозя был бы святой человек, если бы у него не было склонности рассказывать.1 Правда, что я ничего не знал о вашем деле с Сытиным, и правда, что это огорчит Ив[ана] Ив[ановича];2 главное ж[е], мне грустно б[ыло] думать о том, что вы заняты практическими делами. Я так привык думать о вас только с той духовной стороны, к[отор]ой мы близки друг к другу, что всякое напоминание мне о том, что вы заняты мирской, практической деятельностью, мне жалко. То, что вы постоянно ею заняты, что мои книги за границей не выходят сами собой, об этом я забываю. Когда же узнал, что вы начали нечто новое, и с такими дельцами, как Сытин (к[отор]ого, я думаю, вы идеализируете в память того первого времени, когда вы начали дело Посредника), мне б[ыло] жалко.3 Ваши доводы я все понимаю и думаю, что поступил бы так же, как вы, если бы б[ыл] выбор между Сыт[иным] и Ив[аном] Ив[ановичем]. Мне только жалко, что вы огорчились и потратили время объяснять мне то, что совершенно ясно, и я смутно понимал. — Ну и довольно об этом. Я долго не писал вам и не отвечал на ваше последнее, п[отому] ч[то] весь поглощен занятиями с мальчиками.4 Похвалиться не могу. Но чую, если бог велит прожить еще, то может выйти из этого что-нибудь не бесполезное. Всё еще в очень хаотическом состоянии, но пользу во всех отношениях, к[отор]ую я черпаю из этого общения, нельзя достаточно оценить. Для меня очевидно, что они гораздо, гораздо умнее и лучше, чем я думал, а я гораздо глупее, чем тоже воображал. «Аще не будете как дети». На них виден еще человек, какой он предположен тем, кто его сделал. Он уже загажен, но все-таки иногда видишь его во всей красоте. Пишите о себе, давно не знаю ничего про вас. Братски целую всех и Галю, и Олю, и Диму, и Сергеенко,5 и Фельтена.6
Л. Т.
Вторая часть письма опубликована: «Толстой и Чертков», стр. 362. Датируется по отметке А. П. Сергеенко на обороте письма: «Козлова-Засека, 6 апр. 1907». Дата подтверждается почтовым штемпелем дня отправления.
Ответ на письмо Черткова от 1 апреля н. с. 1907 г., в котором Чертков подробно писал о деловых отношениях с И. Д. Сытиным в связи с перенесением издательства «Свободное слово» из Англии в Петербург. Извещение об этом было напечатано в первом выпуске русской серии изданий сочинений Толстого «Свободного слова» при статье «Обращение к русским людям. К правительству, революционерам и народу».
1 Иосиф Константинович Дитерихс, гостивший в начале 1907 г. в Англии у Чертковых, 12 марта н. с. отправился из Англии с поручениями от Черткова к Толстому в Ясную Поляну и рассказал Толстому о неизвестных ему еще переговорах Черткова с Сытиным.
2 И. И. Горбунов-Посадов, руководитель издательства «Посредник».
3 О знакомстве Сытина с Чертковым и Толстым и о влиянии на него Черткова см. «Из пережитого. Полвека для книги. 1866—1915. Литературно-художественный сборник, посвященный пятидесятилетию деятельности И. Д. Сытина», Москва, 1916.