В сущности, что еще я мог ей сказать? Хоть я и сам не знал, что именно и когда станет «хорошо», я не мог не поддержать Агнетт. Она отдавала всю себя во имя долга и женской дружбы, а я старался быть в курсе дел Хасима Руфди и герра Кноппа. Потому что сейчас только от них и моего господина зависело, как скоро и с каким результатом все завершится.

Клаус фон Дирк же предпочитал философствовать. Признаюсь, это его состояние нервировало меня.

— Ты зря так злишься на Керима Руфди, — сказал как-то господин, слегка посмеиваясь. — Что такого, в сущности, сделал он?

— Он покусился на чужую невесту, — возразил я.

— И ты, и я прекрасно понимаем, что невестой фрейлейн Эльза стала помимо своей воли. Быть может, она и испытывала некоторую симпатию к герру Кноппу, но я уверен, что любви, в том виде, в каком она кажется нам «настоящей», не было. Я не склонен говорить, что это плохо, ведь подобное случается сплошь и рядом.

— Однако это не означает, что они не могли жить счастливо! — возразил я запальчиво.

— Не означает, Ганс, верно. Они вполне могли быть счастливы. Для этого порой хватает и любви одного человека из двоих. И, заметим, я вовсе не утверждаю, что фрейлейн Эльза любила и Керима Руфди. Скорее всего, здесь тоже имела место симпатия, интерес к экзотичному и эффектному молодому человеку, который много где побывал и многое видел. Так что, как правильно сказал Хасим Руфди, они находились в равном положении, правда один был уже посватан, в то время как другой не мог совершить подобное из-за предрассудков вероисповедания и принадлежности к разным народам.

— Вот именно, — сказал я твердо. — Вот именно, что он не мог, и ему следовало подчиниться!

— А ты сам, Ганс, подчинился бы, если был бы влюблен? Представь, что Агнетт — посватанная дочка какого-нибудь господина. Вы симпатизируете друг другу, но никакого чувства между вами не должно быть, ибо это лежит за гранью приличия. Смиришься ли ты с этим?

Я промолчал. У меня действительно не было правильного ответа. Сердце считало верным одно, а разум настаивал на другом.

— Вот видишь. А теперь представь — ты молод, обеспечен, из влиятельной семьи, но ты не можешь брать в жены иноверку. К тому же, та девушка посватана. Однако она симпатизирует тебе, и ты не собираешься сдаваться. Знания, добытые разными путями, приводят тебя к сентименталю. Ты тщательно изучаешь и не делаешь, казалось бы, ничего противного. Ты лишь усиливаешь то, что сейчас есть. И вот симпатия перерастает в любовь, а возлюбленная готова вместе с тобой ринуться в изгнание и бесчестие. Подталкиваешь ли ты ее к этому поступку? Безусловно. Но ты ведь и сам готов на подобные жертвы. И ты твердо уверен, что, не смотря на все невзгоды, вы будете счастливы. Однако вскоре ты замечаешь, что возлюбленная охладела к тебе. Теперь она испытывает нежные чувства к своему жениху и не собирается сбегать. Ты молод и горяч, разве ты остановишься пред этим? О, нет. Такие испытания лишь будоражат кровь, и ты начинаешь с новой силой бороться за то, что, как ты считаешь, принадлежит тебе по праву. Сделав столько шагов по одной дороге, трудно признать, что давно следовало вернуться, а может быть и вообще не ступать на нее.

— Вы оправдываете Керима Руфди? — спросил я.

— Нет, Ганс. У меня нет даже уверенности, что все было именно так. Я всего лишь хочу тебе показать, что на любую проблему можно взглянуть с разных сторон. Волей судеб Хасим Руфди, герр Кнопп, ты и даже я оказались по одну сторону, а Керим Руфди по другую. Однако уверяю тебя, каждый из нас имеет свои мотивы для достижения общего результата. Понимаешь меня?

— Да, — признал я, вспомнив свой «мотив». — Для меня главное, чтобы Агнетт была счастлива и спокойна за госпожу.

— Вот видишь. Для достижения наших целей нужен один результат, и это сближает нас. Если бы Хасим Руфди не заботился так о чести семьи, а больше беспокоился о душевном самочувствии брата, то он сейчас помогал бы ему.

На том наш разговор и закончился. Однако он многое оставил в моей душе, даже спустя долгие годы.

Шло время, однако по-прежнему никаких следов Керима Руфди не удавалось обнаружить. Глядя на исхудавшую и осунувшуюся Агнетт, измученную состоянием фрейлейн Эльзы, я не находил покоя.

«Как долго этот человек будет скрываться? — спрашивал я сам себя. — Как скоро он оставит свои попытки что-либо изменить?»

Но ответов на эти вопросы не было, а потому я продолжал изнывать от невозможности сделать хоть что-нибудь. Я хотел и сам начать поиски, однако понимал, что там, где не справились люди Хасима Руфди и герра Кноппа, вряд ли удастся что-либо сделать мне. От этого я страдал еще больше. Ужасное занятие — ожидание, смешанное с беспомощностью и невозможностью сделать что-либо.

Тогда я еще не знал, что судьбой мне было уготовано стать тем, кто подтолкнет историю дальше.

Случилось это, когда я возвращался от Агнетт. Стоило мне сделать несколько шагов, как я, задумавшись, столкнулся с арабом, чье лицо было закрыто тканью, как часто это бывает в здешних местах. Он пробормотал нечто неразборчивое и взглянул мне в глаза. Лишь только наши взгляды встретились, как я заметил в чужом взоре узнавание и секундный испуг, сменившийся практически тут же безразличием.

Араб продолжил свой путь, а я застыл на месте, вспоминая, где видел этот взгляд, но измученный переживаниями разум не желал быть мне помощником. Несколько мгновений я стоял на месте, прежде чем решился последовать за арабом в надежде, что он покажет свое лицо, и я смогу его узнать. Приходилось следовать на расстоянии, чтобы меня не заметили, но араб не оборачивался, а потому я уверился в своей полной «невидимости» для него.

Когда он свернул на одну из маленьких улочек, коих немало в Багдаде, я последовал за ним. Араб остановился возле неприметного двухэтажного дома и подозвал мальчишку, который играл неподалеку. Кинув ребенку монетку, он шепнул что-то, и мальчик тотчас убежал. Высокая плата или ответственное задание так его подстегнули — не знаю, но только он пронесся мимо меня столь быстро, что я не успел толком разглядеть его. Зато увидел, что меня наконец-то заметили.

Какое-то время мы с арабом смотрели друг на друга, а затем он быстрым шагом пошел прочь. Я хотел последовать за ним, но неожиданно на моем пути оказались два молодых парня. Они шутили и толкались друг с другом — обычная молодецкая забава — но каждый раз при этом оказывались прямо передо мной. Я совершил с десяток попыток, прежде чем наконец-то их обошел. И тут выяснилось, что араб тем временем исчез.