Шрифт:
Подавленный Феликс опять опустил голову и ответил:
— Но ты прекрасно знаешь... Я тебе писал... Я больше не могу так...
— Ты любишь меня? — серьезно спросила его Отилия, как будто справляясь, не болен ли он.
Феликс кивнул головой.
— Какой ты ребенок! Я прочла твое письмо, но забыла, ты ведь знаешь, какая я бестолковая. Зачем же ты убежал? Разве я говорила, что не люблю тебя?
Феликс встрепенулся:
— Отилия, это правда? Ты меня любишь?
— Ведь я же не говорила, что ненавижу тебя... Феликс снова был обескуражен. Он взял руки Отилии, начал осыпать их нежными поцелуями и, крепко стиснув ее пальцы, приложил их к своим щекам. Отилия с улыбкой позволяла ему это. Ободрившись, Феликс захотел получить более убедительное подтверждение и потянулся к Отилии, чтобы поцеловать ее. Она оглянулась на пустое шоссе и, мягко уклонившись, легонько поцеловала его сама в щеку, возле уха. Феликс опьянел от счастья.
— Поедем домой, Феликс, будь умником, мы еще поговорим в другой раз. Бедный папа беспокоится. Не рассказывай ему ничего. Мы скажем, что у тебя были занятия в университете.
Дома Отилия, стараясь не встретиться с дядей Костаке, повела Феликса, как арестованного, наверх и оставила на пороге его комнаты.
— Теперь иди к себе, согрейся. Я принесу тебе чаю. Феликс, желая увериться, что он не грезит, удержал Отилию за руки:
— Отилия, не играй мною, скажи, ты любишь меня?.
— Ты мне не безразличен. Но сейчас я занята, посиди спокойно.
И Отилия, посмеиваясь, сбежала вниз по лестнице.
Феликс провел райскую ночь, однако в последующие дни он опять стал испытывать недовольство. Отилия держалась с ним, как всегда, дружески, с прежней радостью принимала Паскалопола, и ничего в сущности не изменилось. Феликс начал сомневаться в серьезности ее слов и жаждал объяснения. Однажды, уже за полночь, он подстерег, когда Отилия вернулась в свою комнату. С полчаса он колебался, наконец постучал в ее дверь и тихонько позвал: «Отилия!»
— Что тебе? — услышал он из-за двери шепот девушки.—Я раздета!
Я непременно должен тебе кое-что сказать.
— Ты очень неблагоразумен, завтра скажешь.
— Нет, сейчас, сейчас, — настаивал Феликс, толкая дверь.
В щелке приотворившейся двери появилась дрожащая от холода Отилия. Волосы ее были распущены по плечам, и она, в своей длинной и широкой ночной сорочке, из-под которой виднелись тоненькие ножки, походила на ангела-вестника. Протянув руку, она легонько погладила Феликса.
— Будь умником, Феликс, ведь ты мне обещал! Нас могут услышать.
— Я тебя люблю! — пожаловался Феликс и поцеловал ее руку.
— И я тебя люблю, я тебе сказала, но это вовсе не причина, чтобы делать глупости.
Феликс толкнул дверь сильнее, и озябшая Отилия, не сумев удержать свои позиции, убежала на кровать и, стараясь согреться, уселась, поджав ноги и поеживаясь. Феликс стал на колени и положил голову на край постели.
— Я тебя люблю!
— Я знаю, — ответила девушка, коснувшись пальцами его волос. — Но тот, кто любит, тот скрывает свои чувства и не делает другому зла. Ты хочешь причинить мне зло?
— Поженимся, Отилия, — продолжал Феликс, — уедем отсюда. У нас есть средства к жизни. Я буду работать.
— Ох, Феликс, какой ты глупый. Да ведь ты еще несовершеннолетний. И кроме того... Тебе надо много трудиться, чтобы сделать карьеру, ты должен быть свободен. Я назавтра же стану для тебя обузой.
— Никогда.
— Нехорошо, когда супруги одного возраста, — вполне серьезно возразила Отилия. — Мужчинам все быстро надоедает.
— Отилия, ты не любишь меня.
— Да нет же, нет, Феликс. Я говорю так именно потому, что люблю тебя. Я мечтала о славе, о богатстве для тебя, думала потом найти тебе девушку — хорошую, кроткую. Мне никогда бы и в голову не пришло, что ты полюбишь меня. Я взбалмошная, сама не знаю, чего хочу, я — для людей пресыщенных, как Паскалопол, которые тоскуют по юному смеху, по молодости.
Феликс почувствовал себя уязвленным.
— Понятно, почему ты любишь Паскалопола, ведь он богат.
Отилия, гладя его по голове, задумчиво и беззлобно ответила:
— О нет, бедный Паскалопол тоже отчасти моя жертва, как сказала бы тетя Аглае. Он одинокий, несчастный человек, ему необходимо иметь возле себя друга. Не знаю, может быть, он сам себя обманывает. Я думаю, он предпочел бы, чтобы я была его дочерью. Не скрою от тебя, что он мне некоторым образом дорог, нужен мне, но это совсем не то, что ты предполагаешь. Все вы, мужчины, старые и молодые, — просто дети.
Радость, неуверенность, все сложные чувства, переполнявшие грудь Феликса, искали выхода. По щекам его потекли слезы.
— Отилия, я не могу, не могу без тебя, Я буду ждать сколько захочешь, буду молчать, буду делать все, что ты скажешь, стану твоим защитником, но позволь мне любить тебя!
Феликс встал с колен и попытался обнять Отилию. Всегда такая проворная и насмешливая, она словно потеряла всю свою смелость. Взгляд ее потеплел, губы дрожали. С покорным, растерянным видом принимала она робкие поцелуи Феликса и порой машинально отвечала ему, едва касаясь губами его щеки.