И, как выяснилось там же, в отделении, из драки с «радистом» Погореловым вышел победителем именно Риверс. «В целях самозащиты» он сломал Погорелову ребро и повредил пальцы на левой руке, попросту — сломал.

В заключительном абзаце рапорта лейтенант Ландышев писал: "После выполнения всех процессуальных формальностей и оказания первой медицинской помощи приехавшей в отделение бригадой «Скорой» я имел с Львом Погореловым беседу на тему: что же явилось причиной хулиганских действий с его стороны и со стороны его однокурсников? Парень долго не шел на контакт, не желал давать показания. Но я проявил настойчивость, — Ландышев писал это откровенно и гордо, — и он в конце концов признался мне «не для протокола», что они приехали в клуб «громить гомиков». Что у них недавно погиб здесь товарищ. Хороший пацан, которого звали Денис. Они знали, что он посещал «этот гадюшник». Но он был очень хороший пацан. И он был их друг. А «те, в клубе, были мразь». И поэтому они, однокурсники Дениса, подозревали в его гибели «всю эту скорпионью урлу».

В ту ночь после звонка лейтенанта и эпопеи с «Домом» Никита заснуть уже не мог. Подробный рапорт Ландышева появился лишь на следующее утро, сначала были лишь обрывочные фразы, догадки...

В принципе им ничего не оставалось, как только вызволить Риверса из милиции. Задерживать его пока что даже за участие в групповой драке было... Ошибкой? А черт его знает. Никита потом долго сомневался, правильно ли они поступили в ту ночь, отпустив его на все четыре стороны.

Да, в ту ночь он долго не мог заснуть. И действительно — «луна настырно лезла на крышу все выше и выше». А Никита размышлял. Нет, не об обстоятельствах этого дела, не о так внезапно оказавшемся вдруг в поле их зрения человеке по фамилии Риверс. Не о переплете, в который нежданно-негаданно попал Сережка Мещерский, и даже не об отчете Кати, нет...

Он думал о том, какими странными, непредсказуемыми путями люди порой становятся негласными сотрудниками. Конфидентами.

Он думал об агенте по кличке Бархат, потому что помочь ему разобраться с «Домом Скорпиона», с его посетителями и подозреваемым по фамилии Риверс теперь мог только Бархат и никто другой.

Бархату было двадцать восемь лет. Имя и фамилия его числились в спецкартотеке. Но Колосову они были до лампочки. Просто Бархат — это для него самое подходящее прозвище. Как они познакомились? Чисто случайно. Наверное, потому, что оба были под сильными парами.

Колосов (а дело было летом, два года назад) помнил: метро закрывается ровно в час. Они чудненько посидели с давним корешком Колей Свидерко, и тот, злодей, после всего выпитого и переговоренного просто отнял у Никиты ключи от тачки: доедешь на метро, не барин. И кругом все было как в тумане. От выпитой водки Никита любил весь мир во всем единстве и многообразии его противоречий. Очень, очень любил. А на выходе из метро стал свидетелем сцены, когда группа его же коллег из параллельной структуры в милицейской форме задерживала какого-то пьяного.

Задерживали предельно жестко — у парня был разорван ворот футболки, губы в крови. Но он явно не желал быть задержанным и оказывал хоть и слабое, но активное сопротивление. Но их было в семь раз больше — семеро на одного. Они все были при исполнении и тоже не совсем трезвы (ночь же, господи, подежурьте ночью на сухую!). И они уже вошли в такой раж...

Короче, ударом кованого башмака парня сбили с ног. И — Колосов вмешался. Сцена была отвратительной. Коллеги сначала наехали на заступника так, что... Колосов вспоминал все это с гадливостью. Особенно — их глаза, когда они уже потом, отмахав кулаками, узрели его удостоверение. Только за одни эти бегающие нагло-сконфуженные зенки он бы вышиб их из органов в двадцать четыре часа. В двадцать четыре минуты — пинком под зад.

Но он не был их непосредственным начальником. Они были из параллельной структуры. И очень просили товарища майора, коллегу и сослуживца, не гнать волну, не держать зла. Да и к тому же сам он не очень твердо стоял на ногах, чтобы читать им мораль. Короче, он просто забрал у них избитого парня. Изъял, как вещь. И они разошлись как в море корабли.

Вот так они, собственно, и познакомились с агентом по кличке Бархат. Правда, там, ночью у метро, они говорили с ним не более четверти часа. Колосов видел только: перед ним его ровесник. Крученый какой-то типчик с модной стрижкой, косыми баками а-ля Бандерас, набриолиненным пробором и довольно смазливый. Он не понял тогда, что Бархат умен и что у него твердый, настойчивый характер. И что уж если за что берется, то делает все до конца.

Через два дня Бархат позвонил ему из бюро пропусков главка. Видимо, даже избитый и пьяный, он четко запомнил ведомственную принадлежность и должность своего спасителя. А сыскная жилка была у него в крови.

— Ты извини, что не сразу позвонил, еле тебя отыскал, — сказал он в трубку. — Я просто хотел еще раз поблагодарить.

Никита выписал ему пропуск. И вторично они увиделись уже в кабинете розыска. Смазливый, нервный брюнет с бархатной родинкой-"мушкой" на щеке. Хрупкий, изящный, худощавый. «До сих пор не могу объяснить, почему ты взял меня под защиту. Когда ты им ксиву показал, я подумал — такая же сволочь, как и остальные. Тоже сейчас начнет меня метелить...»

С Бархатом было трудно разговаривать. И Никита сначала не понимал почему.

Через три дня, садясь в машину, Колосов снова увидел его в Никитском переулке у бюро пропусков. Позже, когда об этом парне были наведены кое-какие справки (кстати, с его же добровольного согласия), Никита, помимо его имени, возраста и места рождения, узнал, что Бархат был женат, потом развелся, имеет маленького сына, машину «Ниву», косящую под джип, и занимается...

Нет, особого криминала за Бархатом никогда не водилось. Так, мелочовка — банальный крутеж, посредничество, мелкий игорный бизнес, мелкое мошенничество. Однако все равно мир, в котором вращался Бархат, и мир, к которому принадлежал Никита — «моя милиция меня бережет», — соприкасались лишь в одном месте — в следственном кабинете ИВС, когда один спрашивал, а другой либо отвечал, либо молчал вглухую. Но...