Буссенар Луи
Шрифт:
Бершу, заметив это, рассердился и пригрозил строго наказать непослушных.
Наказать?! Но каким образом? Разве заслуживают наказания эти мужественные люди?! Настоящие герои, терпеливые и самоотверженные.
Им надо было не грозить, а объяснить, как детям, что снег вызывает еще большую жажду, не говоря уже о последствиях.
Но уговоры тоже не помогали. Жажда была сильнее разума.
Вечером непослушные жестоко поплатились, у них воспалилась гортань, десны и слизистая под языком.
— Боже мой! Боже мой! — стонал бретонец. — У меня во рту будто толченое стекло.
— А я словно раскаленный уголь проглотил! — ныл баск.
— Жаль, вас крепче не прихватило! Вот дураки! — Геник был вне себя от ярости. — Им, видите ли, пить захотелось! Не могли потерпеть. Даже собаки умнее вас, не говоря уже о дикаре. Не стали лизать снег! В конце концов, матрос не вправе нарушать приказ! А вы — сапожники, а не матросы!
Пока Геник бушевал, на льду поставили палатку, часть поклажи выгрузили, положили мешки. Желен осмотрел заболевших и разразился бранью.
— Скоты несчастные!.. Умереть захотели? Или цингой заболеть?
При слове «цинга» у матросов мурашки побежали по коже. Для них не было болезни страшнее.
— Хорошо, что пока у нас есть чем лечить! Если вам дорога ваша шкура, не ешьте больше снега! Вы просто не имеете права болеть! Во всяком случае, по собственной глупости! Помните! Вы нужны друг другу! Жизнь каждого зависит ото всех и всех — от каждого!
«Ладно, — подумал доктор, — хватит читать нотации, надо браться за дело!»
Он позвал Дюма, который нес два брезентовых ведра, полных снега.
— Эй, друг!
— Да, господин Желен! — откликнулся провансалец, как всегда, свежий и бодрый.
— У вас ничего не болит?
— Я в полном порядке!.. Спасибо, доктор, за вашу доброту!
— Нелегко вам приходится!
— Пустяки! Занимаюсь своим делом. От работы разогреваешься!
То, что кок, всегда всем довольный, назвал «своим делом» было поистине каторжной работой.
Чтобы помочь Дюма, капитан предложил установить на кухне дежурства, но Тартарен решительно отказался, заверяя, что кухня — это его счастье, его слава, его здоровье, его жизнь! Что его нанимали на корабль коком, и он будет выполнять свои обязанности, пока руки держат кастрюлю, и вообще он один способен приготовить хорошую еду.
Так Дюма и остался при своей печке, которую в настоящий момент заменила спиртовая горелка.
Он вставал на час раньше и ложился на час позднее остальных, целый день трудился в пути, словно был крепче всех.
Сейчас он ждал, когда растопится снег, чтобы приготовить чай и обед, и еще не успел переодеться.
При осмотре моряков доктор обнаружил, что у некоторых слегка обморожены руки и стерты ноги, обмороженные места Желен потер снегом, чтобы восстановить кровообращение, а ранки смазал глицерином, после чего все надели на себя сухое, а снятое развесили в палатке сушить.
Но просушить удавалось только носки теплом собственного тела, их клали с собой в спальный мешок.
Не так-то просто было снять каляные от мороза брезентовые сапоги, за сапоги обычно брались втроем, и это бывало очень забавно.
— Ей-ей, стащить сапог труднее, чем содрать шкуру с замерзшего тюленя!
Пока матросы переодевались, повар следил за топкой, разрубал или распиливал замерзшие мясо и сало.
— Вода закипела? — спрашивал один.
— Котелок с водой готов? — интересовался другой.
Все с жадностью смотрели на закипавшую воду.
— Эй, вы! Не смотрите на котел, а то он никогда не закипит! — внушительно говорил Дюма и приводил старую пословицу: «Не смотри в горшок — вода не закипит».
Дрожа от холода, моряки залезли в мешки погреться. Вскоре в палатке, полутемной от испарений и табачного дыма, запахло жареным салом и мясом, точнее мясным концентратом. Приготовленную еду смешали с горячим чаем, чтобы сразу не остыла. Представьте себе, что получилось за блюдо!
Не успев согреться, люди вылезли из мешков, сели у печки, обжигаясь, принялись поглощать густую кашицу. Те, кто отведал снега, глотая, морщились от боли.
После еды все получили очень скромную порцию спиртного и разошлись по своим спальным местам, чтобы не спеша выпить, покуривая трубочку.
Неутомимый Дюма навел порядок в своем кухонном хозяйстве и позвал Летящее Перо, чтобы тот помог ему переодеться, но парижанин не смог стащить с повара каляную одежду.
— Гиньяр! — крикнул он. — Вылезай и ты, мне одному не справиться.