Шрифт:
Услышав сие, Юра как-то нервно захохотал, так, смеясь, и трубку повесил…
Старость – это когда:
1. Идешь очень быстро, но все тебя обгоняют.
2. Сердце шалит, но не так, как хотелось бы.
3. Думаешь, что слышишь, и слышишь, что думаешь.
4. Появляются мозоли на внутренних органах.
5. Постоянно счастлив и, как правило, от противного: не лишен, не болен, не забыт, мало, но вовремя, сильно, но мимо и т. д., и т. п.
Пока я не лечусь, я здоров. (Сам придумал, да так ловко, что захотелось перевести на латынь и выдать за вечно бывшее.)
Строка из романса:
«Твоей любви критические дни».
Еще немного топонимики:
Горы в Зимбабве – Чиманимани.
Недалеко от островов Фиджи есть островок с дивным названием Ниуаутопутапу.
А в Индонезии есть город Думай.
1999 год
Дети не смотрят, а рассматривают.
Думать сквозь зубы.
Н. Лесков об украинской песне:
«Малороссийская звучная песня чиста от выражения самых крайних помыслов полового сношения… Она гнушается бесстыжего срамословия, которым преизобилует народное песнетворчество на Руси».
Лицо телесного цвета.
Из «Лягушек» Аристофана: «Имею постоянное унижение жизнью».
Окно устроить, как аквариум, чтобы промежду рам вода и рыбки золотые плавают. И сквозь это наблюдать жизнь.
Суперфрейд: «Выведение из психоанализа».
Одна женщина в автобусе сказала другой:
– Я такая мнимая. У меня от всего этого просто волосы стынут в жилах.
Надежда умирает последней и потом долго еще смердит.
Сейчас в нашем городе два градуса, и оба ниже нуля.
Июль: солнечные часы с кукушкой.
К избыточной ретивости особо одержимых фигурантов отечественной словесности, затеявших читать публично под саксофон, завывая и выламываясь, пушкинские черновики (к 200-летию).
Эта форма публичности оказывается позорнее всех прочих: и подробного переворашивания пушкинских постелей, ставшего уже отдельным жанром отечественной нашей пушкинистики, и сладострастного извлечения из пушкинских писем набора пикантных (оттого, что лишенных контекста) признаний в чем ни попадя – бесконечного этого пританцовыванья возле скважины замочной, ведущей в мир странный и возможно даже что и прихотливый, но долженствующий быть недоступным среднестатистическому хаму, когда единственное, что должно интересовать в Поэте – стихи его! – становится третьеразрядным и необязательным приложением к затейливо расписанному бытовому пейзажу, прихотливо раскинувшемуся по ту стороны скважины…
Если бы молодость знала, вряд ли бы старость смогла.
Глупость некоторых – завораживает.
Набоков о Вяземском: «Князь был воспитанником Карамзина, крестником Разума, певцом Романтизма и ирландцем по матери».
Из «Книги истинной любви» Хуана Руиса (XIV век) (пер. М. Донского):
Пусть ты безобразен и дама твоя безобразна,Но любо вам в очи друг другу смотреть неотвязно,Ты прелести женщин других отвергаешь заглазно,И нет для тебя во вселенной другого соблазна.В газете объявлена продажа джинсов со скидкой. А что, штаны со скидкой – это вполне.
По радио сказанули: «Для некоторых восемьдесят лет – еще не возраст». Хочется прибавить: «А для большинства уже не возраст».
Дитя сказало: «Уши у него торчали кто куда».
На Сенной Площади (перед Пасхой).
Мне:
– Мужчина, купите краску для яиц!
Я:
– Спасибо, мадам, но я уже не в том возрасте, чтобы кокетничать.
Американский вариант басни «Свинья под дубом» – «Пекари под гикори».
И флотский вариант одной тоже известной басни – «Кок и повар».
Старость – это постоянные поиски новых соблазнов.
Арон Львович Подгузник.
Семичастный – такова была фамилия мордастого главкомсомольца, возглавившего травлю Пастернака, в результате чего никогда не хворавший поэт заболел да и помер. «Болезнь» – так назывался цикл стихов Пастернака, написанный в 1918–1919 годах. И цикл этот был семичастный.