Шрифт:
– Так, так, Настя, погодите! – Он замотал головой и даже плюшку отложил в сторону. – Вы что, хотите сказать, что знали, кто поджигатель?!
– Конечно!
– Вы лично знали?
– И не только я. Я-то его просто видела, что он слонялся в округе недели за две-три до пожара. Просто ходит какая-то подозрительная личность. Сядет на скамеечку, посидит. Посмотрит, снова идет кругами.
– Может, жилец?
– Ну да, конечно! – фыркнула она. – Мы там все друг друга знали как свои пять пальцев, не смотрите, что народу много. Что такое общага, Виталий Сергеевич? Это общий сортир, общая душевая, общая кухня. А там что? Там сплетни, разговоры, пересуды. Там все про всех всё знали. И этот лысый там не жил, поверьте. Он там что-то вынюхивал. А потом нас поджег.
– Ну-у-у, мог просто вынюхивать, как вы сказали, Настя. Мог за кем-то наблюдать, но необязательно же поджигать-то он был должен? – усомнился Макаров.
– Ага! Как же! – возмутилась она с обидой. – И просто так его с канистрой в ночь пожара видали, да?
– С канистрой?
– Да! Причем с полной, шел согнувшись. И не шел, а крался. Его молодежь наша видела, сидели пиво пили да на гитаре бренчали, а он идет согнувшись. Нырь за дома и пропал будто. А потом через пару часов и заполыхало. Сразу с двух углов, сразу две общаги. Это потом уже нам молодежь-то рассказала, что его видели.
– Вы кому-нибудь об этом рассказывали?
– А то! А толку? Электрики в позу встали, не наш, говорят, грех. Пожарные с полицией шушукались, шушукались и пришли к выводу, что пожар – результат чьей-то халатности. Бредятина! – Настя зло плюнула себе за левое плечо. – А ребят наших даже слушать не стали. Выставили дураками, и все. Мы и решили сами этого лысого словить. А он как сквозь землю провалился, я уже говорила. Ну, а потом, когда нам жилье пообещали да начали потихоньку расселять, чего орать-то? Мы бы с детьми и Серегой в той общаге еще век прожили бы, точно. До мая еще надежда была. А когда проводку сделали да ремонт к весне капитальный пообещали, думаем, все, до смерти жить вчетвером в одной комнате. Так что…
– Так что поджигателю вашему вы должны еще и магарыч поставить, так? – скупо улыбнулся Макаров.
Он злился, очень злился на пожарных, на своих коллег, которые не захотели открывать дела по факту поджога. Заведомый глухарь, как ни крути. Не стали поднимать шума, людей расселили. Там у кого-то, по слухам, в городской управе скоро выборы. И тут сразу столько благодарных!
– Магарыч, может, и не стали бы ставить, но… Повторю, не было счастья, да несчастье помогло. – Настя обвела взглядом уютную кухню с новой недорогой мебелью. – Мне даже страшно иногда по утрам просыпаться. Думаю, открою глаза, а я снова в общаге. Конечно, этот лысый – гад из гадов! А если бы кто-нибудь погиб, что тогда? Вдруг кто-нибудь задохнулся бы?! Ночь ведь была! Сволочь он! Вы кушайте, кушайте, Виталий Сергеевич. Когда-то еще придется сегодня покушать! Не женатый, поди?
– Не женатый, – признался Макаров с кривой ухмылкой, и взгляд его скользнул по крепким Настиным грудям.
Его вторая супруга тоже была грудастой. Весьма этим фактом гордилась, делала всевозможные упражнения для поддержания упругости и формы и совершенно не желала ничего слушать о том, чтобы родить ребенка.
– Чтобы у меня сиськи провисли, как у коровы! – возмущалась она.
Настина грудь имела совсем другое предназначение. Она ею детей выкармливала. И мужа своего на ней голубила после того, как он гуляша ее отменного наестся. Простое такое вот, незатейливое человеческое счастье, без которого в этой жизни ну никак.
Он допил чай, поблагодарил радушную хозяйку за угощение и рассказ, вышел в прихожую, глянул на себя в зеркало, недавно вытертое хозяйкиным рукавом.
Он ничего еще был, симпатяга. Высокий, поджарый, русоволосый. Глаза серые, хороший рот, правильной формы нос и скулы. Все в лице его и внешности было правильным. Кроме личной жизни, которая ни в какую не желала складываться. Не получилось у него уютной картинки милого дома с плюшками к чаю, с гуляшом к макаронам, с милой улыбкой на пороге.
– Если вас не затруднит, Настя, может, вы приедете как-нибудь в отдел для составления фоторобота возможного поджигателя? – спросил Макаров, прощаясь.
– Что, заново станете копать про поджог? – Ее взгляд обеспокоенно скользнул по новеньким обоям в полосочку, приготовленным для детской. Только вчера куплены и поставлены в углу прихожей в бумажном мешке. – А дом-то наш не отберут?
– Нет, про поджог не станет никто копать, – пообещал Макаров. – Просто… Кое-что происходит сейчас с вашими бывшими соседями. И мы должны понять, не был ли поджог началом этой странной истории.
– С соседями? – Она наморщила лоб. – Так мы со всеми созваниваемся, все вроде у всех нормально. А кто же? У кого что не так?
Настин взгляд загорелся любопытством.
– Может, эта девушка не жила в вашем общежитии? Может, она жила в соседнем, потому вы и не знаете? – предположил Макаров. – Ольга… Ольга Николаева.
– А-а-а, Олька Колькина! Как же, как же, знаем эту деваху! Да, она из соседней общаги.
Она с облегчением выдохнула, новости, значит, не обошли ее стороной. У ее бывших соседей все в порядке, и от нее никто ничего не скрыл.