— Прочь эту гадость! Немедленно!

Никто не ожидал, что он столкнется со мной на узкой дорожке, а меня не догадались предупредить, чтобы не попадался на глаза. Оплошность не исправить. В тот же миг я пулей вылетел в лагерь на ставший родным 20-й блок.

Дружков и знакомых в блоке не осталось, почти всех поглотил крематорий. «Землячков» в лагере тоже поубавилось, многих не было в живых. Уцелели только те, кого я ранее упомянул в тексте, а точнее — их имена я и запомнил только потому, что они остались живы. И мена тех людей, с которыми имел дело в апреле, мае, июне и которые погибли, я не смог восстановить в памяти — так быстро они ушли из жизни. Массовых акций по спасению русских в тот период комитет не мог проводить. Спасать удавалось только отдельных счастливчиков, и то с трудом, как было со мной.

Наследующий день после того, как вылетел из ревира, я уже шагал в колонне новой рабочей команды «Штейнбрух-Гузен», думая о том, чтобы не пострадали те, кто укрывал меня, но все обошлось.

Почему я попал в эту страшную команду? Просто утром после аппеля меня палками затолкали в нее, как самую многочисленную. Мое возвращение из ревира на блок 20 прошло незамеченным. Ни Жорж, ни Зоммер не успели отреагировать и дать команду по цепочке, чтобы меня пристроили в более безопасную команду. Так на какое-то время я опять оказался предоставлен самому себе и судьбе. Снова надо было ждать случая, а уже шел октябрь.

Все-таки страшное место «Штейнбрух-Гузен». Большая ровная площадка окружена горами. Непосредственно на склоне гор работала другая команда — «Штейнбрух-Кастенхофен». Там подрывники закладывали по определенной схеме взрывчатку и в обеденный перерыв взрывали очередной скальный участок горы. Камни при этом разлетались во все стороны. Команда Кастенхофен транспортировала камни к нам в долину. Мы же доставляли их к камнедробилке «Шаторзилон», где из них делал и гравий и щебенку. Процесс транспортировки простой — на руках, в вагонетках, на тачках и тележках. Здесь не постоишь, как в Баулейтунге. Море людей, все копошились, падали, снова вставали, таскали камни, толкали вагонетки. Передышек в работе и перекуров здесь не было. Разговаривать тоже особенно не с кем — русских почти не видно.

Но страшнее нашего работать в команде Кастенхофен. Эсэсовцы стояли на верхних площадках скал, у них прекрасный обзор, удобно стрелять в узников, как только захочется, а то просто ногами сталкивали вниз камни, которые, падая на заключенных, калечили и убивали их. Это был настоящий ад, как в «Божественной комедии» Данте Алигьери. Капо тут сновали между узниками, раздавая удары, орали, появляясь то с одной стороны, то с другой, — никак не увернуться от ударов.

Обер-капо я так и не обнаружил, он был где-то в другой стороне, так что характерных личностей наших палачей зрительная память не сохранила. Но я их все же назову, сославшись на воспоминания Всеволода Остена: «Особо жестокими капо каменоломни были испанец Астурия и поляк Заремба». Мне приходилось слышать эти имена, но близко видеть не пришлось.

Работа в каменоломне быстро подточила мои еще не окрепшие силы, и я в который раз начал превращаться в «мусульманина».

Нет худа без добра. На второй неделе со мной случилась очередная беда, и больше в каменоломню я не вернулся. Как-то мы впятером толкали порожнюю вагонетку в сторону Кастенхофена. Рельсовый путь шел на подъем. Внезапно передняя вагонетка, получив удар от впереди идущей, подалась назад и ударила нашу вагонетку. Она так же подалась назад, и все бы ничего, да в этот момент пятка моей правой ноги оказалась в развилке рельс, и мне уже было не выдернуть ногу, поскольку колесо вагонетки наехало на нее. Я заорал от боли, товарищи уперлись в вагонетку, сумели ее остановить, помогли освободить ногу. По-видимому, я заработал трещину в лодыжке. Кожа содрана, ступать на ногу не мог. Кто-то из нашей пятерки сбегал в соседнюю команду Баулейтунг-1, разыскал там капо Жоржа, и тот сумел под своей «охраной», придумав какую-то версию для эсэсовцев на браме, организовать доставку меня на штубу В блока 20. Шепнув на ходу что-то Альфреду Шамбергу, Жорж испарился.

Опять я находился под неусыпным попечительством Шамберга. Все же спасибо ему и на этот раз — он честно прятал меня в глубинке штубы почти месяц, пока трещина не срослась. Когда начал наступать на ногу, опять появились старые друзья — банка с краской и кисточка, и я стал усердно изображать работающую фигуру. К ноябрю нога зажила, и пора было вновь собираться на работу. На этот раз дорога на каменоломню была заказана — Жорж направил меня в Баулейтунг-2 к Герберту.

Снова рыл котлованы под фундаменты, бетонировал, работал каменщиком и ходил на кагат за мороженой картошкой, а точнее — за гнилой. В свободное время встречался с Люсьеном, ходил по блокам, завязывал знакомства с прибывающими русскими из новых транспортов. Без этого я не мог, это стало частью моей жизни.

Не забыть случай, имевший место в одно солнечное воскресенье ноября. День был чудесный. Я болтался между блоками центральной части лагеря, искал глазами новеньких русских, когда на меня с разбегу налетел Федя-парикмахер, дружок Пети Шестакова, да так, что я еле устоял на ногах. Весь мокрый, в нижнем белье, лицо белое, от пережитого стресса сам не свой, его трясло. Федя узнал меня, обхватил за шею и повис на мне. Оказалось, он только что сумел выскочить из бочки с водой и удирал со всех ног.

По выходным дням молодые эсэсовцы и немолодые капо любили в порядке развлечения хватать первого попавшегося под руки узника и топить его в бочке с водой. Такие бочки стояли во многих местах. Возможно, это вода на случай пожара, но пожаров в Гузене не было, а заключенных в бочках топили. Эсэсовцы спьяну подзадоривали, а капо заталкивали узника в бочку.

Федя — крупный парень, когда-то был сильным. Он не уместился в бочке, вырвался из рук и ударился в бега. Обычно убегавшего не догоняли, а хватали другого: не все ли равно, кого топить — русского или поляка, все одно раса неполноценная. На этот раз Феде повезло — убежал. Поблизости находился вашраум блока 5. Там я спрятал Федю на короткое время и, убедившись, что его не ищут, быстренько переправил на блок к Пете Шестакову.