– И это все?

– Эй, этого вполне достаточно, – говорю я. – Ну, автомобильная авария – очень драматично, плюс, наша совместная история.

Китти лишь хмыкает, останавливаясь на этом.

На ужин у нас пицца с колбасой и грибами, а когда я выдвигаю идею пиццы по понедельникам, то папа быстренько соглашается. Думаю, он вспоминает мои макароны с бо ссам и сыром.

К моему облегчению, Китти большую часть ужина рассказывает о своей экскурсии, и все, что мне приходится делать, так это жевать свою пиццу. Я все еще думаю о словах Аманды. Может, это была не такая уж и хорошая идея.

Когда Китти замолкает, чтобы проглотить свой кусочек, папа поворачивается ко мне и спрашивает:

– А с тобой сегодня произошло что-нибудь интересное?

Я проглатываю пиццу.

– М-м-м… не совсем.

Позже вечером я набираю себе пенную ванну и погружаюсь в нее так надолго, что Китти дважды стучит в дверь, проверяя, не уснула ли я. Один раз я действительно почти заснула.

Как только я начинаю засыпать, снова звонит телефон. Крис. Я отклоняю вызов, но подруга продолжает неустанно названивать. Наконец я просто не выдерживаю.

– Это правда? – кричит она.

Я убираю телефон подальше от уха.

– Да.

– О, мой Бог! Расскажи мне все!

– Завтра, Крис. Я расскажу тебе все завтра. Спокойной ночи.

– Стой…

– Споки!

В эту пятницу я иду на первый в своей жизни футбольный матч. Меня раньше никогда не интересовал футбол, впрочем, как и сейчас. Я сижу на трибунах с Питером и его друзьями. Насколько я могу судить, там не на что смотреть. Слишком много ожидания, совещаний футбольных игроков на поле и слишком мало действия. Ничего похожего на футбольные игры в кино или по телевизору.

К девяти тридцати игра почти закончена, надеюсь. Я зеваю в рукав, а Питер вдруг меня обнимает. Я аж чуть не подавилась.

Внизу Женевьева, тряся помпонами, подбадривает команду с остальными из группы поддержки. Она поднимает взгляд на трибуны и, когда замечает нас, замирает всего на полсекунды перед тем, как вновь начать подбадривать со сверкающими глазами.

Я поглядываю на Питера, который сидит с довольной ухмылкой. Когда Женевьева возвращается к кромке поля, он отпускает руку и вдруг, кажется, вспоминает о моем существовании.

– Сегодня вечером Эли собирает народ. Хочешь пойти?

Я даже не знаю, кто такая Эли. Я вновь зеваю напоказ.

– М-м-м… Я очень устала. Так что… нет. Нет, спасибо. Можешь просто подвезти меня по дороге туда?

Питер бросает на меня взгляд, но не спорит.

По дороге домой мы проезжаем мимо закусочной, и неожиданно Питер говорит:

– Я проголодался. Хочешь остановиться и перекусить? – И многозначительно добавляет: – Или ты слишком устала?

Игнорируя подкол, я отвечаю:

– Конечно, давай поедим.

Питер разворачивает машину, и мы идем в закусочную. Нам достается передняя кабинка. Всякий раз, когда я приходила сюда с Марго и Джошем, мы садились рядом с музыкальным автоматом, чтобы забрасывать в него монетки. Часто автомат был сломан, но нам все равно нравилось сидеть возле него. Как-то странно быть здесь без них. У нас так много традиций в этом заведение. Мы втроем заказали бы два сэндвича с жареным сыром и разрезали бы их на квадратики, еще заказали бы тарелку томатного супа, чтобы макать туда наши квадратики, а потом Джош и я разделили бы вафли с взбитыми сливками на десерт, а Марго взяла бы порцию пудинга из тапиоки. Ужас, знаю. Уверена, только бабушки любят пудинг из тапиоки.

Наша официантка Келли – студентка колледжа. Ее не было все лето. Полагаю, сейчас она вернулась. Она пристально разглядывает Питера, пока ставит нам воду.

– А где сегодня твои друзья? – спрашивает она меня.

– Марго уехала в Шотландию, а Джош… не здесь, – отвечаю я, на что Питер закатывает глаза.

Затем он заказывает черничные оладьи и бекон с яичницей. Я же – жареный сыр с картофелем фри и газировку с черешней.

Когда Келли уходит, я спрашиваю его:

– За что ты так сильно ненавидишь Джоша?

– Я его не ненавижу, – издевается Питер. – Я едва знаю этого парня.

– Ну, тебе он определенно не нравится.

Питер бросает на меня сердитый взгляд.

– А почему он должен мне нравиться? Однажды в седьмом классе этот малый сдал меня за списывание.

Питер жульничал? У меня даже немного скручивает живот.

– И что ты списал? Домашнюю работу?

– Нет, тест по испанскому. Я записал ответы на калькуляторе, а Джош, блин, выдал меня. Кто так делает?

Я ищу в его лице хоть какой-нибудь признак смущения или стыда за списывание, но не нахожу ни капли.