Дед что-то мастерил, пилил ножовкою толстую широкую доску.

— А теперь, — сказал он, — теперь тебе задание — видел с каких мостков я рыбачил? — сделаешь себе такую же. Вот я материал подготовил.

— Да… да я… не умею, — растерянно сказал Шурик.

— У неумелого руки не болят. Я подскажу, не волнуйся. Но работать будешь сам. Я ни одного гвоздика не забью!

Они взяли доски, столбики, гвозди, молоток, лопату и пошли на речку.

— Вот смотри на мои мостки и соображай с чего начинать, — сказал дед Гриша.

Шурик внимательно оглядел дедовы мостки, поразмышлял и сказал: — Ну… ну, наверно, начинать надо со столбиков, на которых мостки держаться.

— Вот! Правильно! Ты, я вижу, мальчик сообразительный, смекалистый. Каждая постройка начинается с фундамента, с основания. Давай, вкапывай, голубь, столбики!..

До самого вечера провозились Шурик и дед Гриша. Ясное дело, дед не только командовал, а и немного помогал. Но все гвоздики, как и предупреждал дед, забивал сам Шурик. Дед держал гвоздик, а Шурик бил молотком. И хотя как не старался Шурик, чтобы не попасть деду по пальцам, без травм не обошлось. Дед терпел, только вел счет:

— О! Девятнадцатая контузия!.. О! За двадцать перевалило!.. Ты не извиняйся! Не извиняйся! Я понимаю. Ты не нарочно. Нарочно ты бы мне по голове влепил! Шучу!.. Не спеши!

Но когда мостки были готовы и прошли испытания — дед Гриша станцевал на них гопачок, — Шурика охватило такое чувство, которое он не испытывал никогда в жизни, — радостная гордость человека, который впервые сделала что-то путное свое руками.

Так началось мужское воспитание Шурика. Через несколько дней Шурик уже ездил верхом на коне, запрягал и распрягал, рубил колуном дрова, научился лазить по деревьям, что ему раньше категорически запрещалось…

И вот однажды дед Гриша сказал:

— А теперь будем закалять характер решительными действиями и самостоятельными решениями. Так вот тебе заранее. На краю села над речкой стоит развалюха, в которой никто не живет. Пойди, разведай, присмотрись хорошенько, прислушайся — нет ли там чего-нибудь, что потребует твоего вмешательства, помощи… А я по хозяйству возиться пошел. Вечером придешь, расскажешь, доложишь. Давай! Пошел!

И Шурик пошел. Развалюха была скособочена, с провалившейся соломенной крышей, заросшей бурьяном. Шурик обошел все подворье. Нигде никого и ничего, достойного внимания, тем более вмешательства и помощи. Пошутил дед что ли?.. Двери хаты были раскрыты, едва держались на одной ржавой петле. Шурик переступил порог и вышел в темные сени. И тут неожиданно послышалось жалобное мяуканье, которое раздавалось сверху. Шурик поднял голову и увидел четырехугольник — отверстие, которое вело на чердак. Мяуканье слышалось оттуда. Лестницы не было.

«Ага! Вот оно что! Котенок на чердаке, — подумал Шурик. — Как же его снять?.. Надо найти лестницу. Где-то она должна быть!»

И Шурик бросился искать. С трудом нашел лестницу в густом бурьяне на огороде.

Кряхтя, потащил в хату. Долго поднимал. Наконец поставил, прислонив к стене. И полез на чердак. Стоя на последней перекладине, позвал:

— Кис-кис-кис!

Но котенок, вместо того чтобы подойти, попятился.

Стараясь схватить котенка, Шурик потянулся вперед, уперся ногой в перекладину. И тут лестница качнулась и загремела на пол. Шурик едва удержался на чердаке, мотая в воздухе ногами. Наконец вскарабкался, сел.

— Эх ты! Мяукало! — с укоризной взглянул на котенка. — Видишь, что случилось! Теперь нас двоих спасать надо. Что же делать? Вдвоем мяукать?.. Нет! Надо как-то выбираться, выход искать.

На чердаке было не так темно, как в сенях, светились дырки в кровле. Шурик начал шарить на чердаке и — о радость! — наткнулся на длинную крепкую веревку.

«Сначала надо спустить котенка! — решил Шурик. — А потом уже по веревке самому!»

Шурик привязал конец веревки к стропилу и начал завязывать на веревке узлы, чтобы руки не скользили: где он читал, что так надо делать. Потом снял майку, завязал ее узлом внизу, сделав таким образом своеобразный мешочек, поймал котенка, посадил в этот мешочек, привязал свободный конец веревки к этому мешочку и спустил котенка в мешочке вниз. А потом спустился сам.

Но все же руки у Шурика были не очень тренированные и сильные. И где-то на полдороге он не удержался, руки его соскользнули и, обдирая об узлы ладони, он полетел вниз… Но до земли не долетел. Неожиданно попал в чьи-то крепкие объятия… Это был дед Гриша.

— Ой — воскликнул Шурик. — Ну молодец! — улыбнулся дед Гриша. — Сдал экзамен на «отлично»!

— А вы говорили по хозяйству пойдете… — растерянно сказал Шурик, вставая на ноги.

— Ну, какой бы я был Лобановский, если бы не подстраховывал своего форварда!.. Ты теперь, Шурик, и свечка, и кочерга! И рыба, и мясо! Во-первых, проявил благородство — сначала о котенке подумал, позаботился, а потом уже о себе.

— А почему кочерга?

— Потому что к юмору склонен. Посмеяться умеешь. И прежде всего над самим собой. А это самое важное. Я же слышал, как ты с котенком разговаривал. Молодчинка! Теперь я за тебя спокоен! Не пропадешь!

Эх! И почему не слышат этого ни Вовочка Таратута, ни Боря Бородавко, ни Супер-Джон, ни его «фрикадельки»?! Но разве главное, чтобы они слышали?.. Главное — Шурик сам себе доказал, что он не тюфяк, ни никчемный, а способный на самостоятельные решения и решительные действия. Вот это главное!