Шрифт:
И машинки бегут по Садовому. Как я их люблю! Когда я вырасту, у меня непременно будут свои машинки, и я буду с ними дружить, лечить их и умывать, и мы вместе будем ездить туда, где весело и интересно.
Машинки — вот это да, это я понимаю…
Но все говорят: «Ты же девочка!» И дарят мне больших пластмассовых кукол. Их полагается пеленать. Пеленать у меня не получается, и девчонки в детском саду смеются надо мной. Ещё я лохматая, рыжие волосы не хотят сидеть в косичках, как туго их ни заплетай. К тому же я медленнее всех ем, последняя остаюсь за столом, воспитательницы злятся и грозят кормить меня кривой ложкой. Страшно…
Но сейчас ничего, терпимо. Я дома. На своём подоконнике. Всё ничего, жить можно.
Я решаю потренироваться пеленать, беру жёсткую крупную куклу, раскладываю на подоконнике тряпочки и начинаю. Так, сначала «с ручками». Это сюда, это сюда… Не получается. Что-то откуда-то торчит, какие-то неровности, лишние куски ткани.
На кухне смеются взрослые, мамин смех круглый и крепкий, как яблоки.
Теперь попробую запеленать «без ручек». Вдруг так лучше получится?
Так, это сюда… Это сюда… Заворачиваем. Какая жёсткая, твёрдая и холодная кукла… Не получается. Начинаю злиться, но пробую ещё и ещё.
На кухне ужинают и смеются.
Не получается пеленать! Раздражение и досада душат меня. Смотрю на лупоглазое твёрдое чучело, хватаю за розовую ногу и с наслаждением бью пустой белокурой головой о батарею. Ещё и ещё. Откручиваю руки и ноги. Пытаюсь выковырять распахнутые голубые глаза. Пинаю в угол комнаты, где красуется «псише», огромное, от пола до потолка, старое зеркало в резной раме…
И, желая удивить и позлить взрослых, злобно ору:
— Солженицын! Солженицын! Солженицын! Галич! Галич! Академик Сахаров!
Дурные наклонности, ничего не попишешь. Трудное детство.
Прошли годы, стемнело, дождик пошёл.
Снесли кафе «Радуга». Расширили Садовое.
Сын вырос и заранее предупредил, что не даст мне внуков, а то ведь я пеленать не умею и быстро злюсь, мало ли что…
И кукол я больше не потрошу.
Людей — интереснее…
А машинкам всё равно тесно на Садовом, и они жалобно, протяжно гудят, часами толпясь в знаменитых московских пробках…
Мужское воспитание
Однажды, когда я была в первом классе, моя мама уехала на две недели в командировку в Германию и Чехию. Тогда эти страны вот как назывались: ГДР и Чехословакия.
Со мной остался мой старший брат. А брат мой здорово старше меня, на целых пятнадцать лет, и, когда я была первоклассницей, он уже вовсю учился в Университете. Студенты обычно любят после занятий веселиться, пить пиво с друзьями, говорить про интересное. А тут надо забирать из школы и кормить какую-то сестру, делать с ней уроки, писать палочки и крючочки.
Одно сплошное занудство.
У моего брата был друг Коля. И вот, чтобы я им не надоедала, не мешала и не путалась под ногами, они меня пугали.
Они грозились отдать меня в Суворовское училище. Вернее, они даже не грозились, а просто спокойно так говорили между собой:
— Да, мундир ей очень пойдёт.
— Ну что, когда отвезём?
— Пожалуй, в среду с утра.
— Да… А что, хорошо…
— Там дисциплина…
Тогда я ещё не знала, что в Суворовское училище девчонок не берут, и страшно боялась, что они меня и правда отправят туда. И сидела тихо как мышь, просто пикнуть лишний раз боялась.
Другая шутка была про близкую свадьбу.
Этот Коля сказал, что, когда я чуть-чуть подрасту, он тут же на мне женится и целыми днями будет заниматься со мной математикой и кормить одним сплошным молочным супом.
Ничего себе будущее!
А они опять же спокойно так обсуждали:
— Ну что, Алла Васильевна возвращается, и я сразу сватаюсь, да? Ты-то за меня тоже словечко замолвишь, правда?
— Конечно, о чём разговор, я думаю, она возражать не будет. Ты парень толковый, серьёзный, из хорошей семьи.
— Да… Девчонка хоть молочный суп есть приучится, математику любить…
Больше всего я боялась, что Коля, который то и дело забирал меня с продлёнки вместо брата, скажет моим одноклассникам, что собирается на мне жениться, и меня задразнят.
Но про Суворовское училище они говорили чаще, готовили меня к отправке на военную службу и даже научили старинной солдатской песне со странными, бессмысленными словами:
— Тело вскрыли и зашили! Кровь из тела утекла! Белой крови в тело влили! Эх, такие, брат, дела…