Шрифт:
– Наташа, садись, вы ведь с Сашкой, наверное, проголодались, садись, посиди с нами.
И поспешно вскочив, он отодвинул для нее стул, хотя раньше никогда не делал этого. При всем его хорошим отношении к ней, она ведь все-таки была в его доме всего лишь няней, одной из его прислуги.
Несмотря на ситуацию, Наташа почувствовала удовлетворение. Все-таки он прореагировал, даже имя ее произнес как-то не так, как всегда, а с какой-то новой интонацией. Хотя, конечно, девица, которую ему привели все-таки моложе нее и, если честно, очень эффектна. На вид ей было лет 24–25. У нее была спадающая на плечи, грива темно-рыжих волос, закрученных в мелкие колечки, точенные черты лица, тоненькие золотые очки на хорошеньком носике, стройная фигура, но при этом пышный бюст.
Силикон, конечно, в природе чудес не бывает. У такой худой женщины не может быть такая большая грудь от природы, но разве мужчинам это докажешь, с грустью подумала Наташа, с достоинством усаживаясь за стол. Сашка тем временем не унималась.
– Давайте, я пройду перед вами, как те тети, что по телевизору ходят, платья показывают, а вы посмотрите, – объявила она и пошла по комнате, ставя ноги одну перед другой, как она точно подметила у манекенщиц. – Ну как? Видите, как я умею ходить?
– Да, ты молодец, и костюмчик у тебя красивый, – выдавила, наконец, из себя тетушка, племянница же продолжала неодобрительно молчать. Наташа сразу же обиделась за свою любимицу. Но тут, чтобы спасти положение, в разговор вступил Павел Игнатьевич, который знал о привязанности Стаса к своей дочери. Он шутливо сказал:
– Да, костюм у тебя красивый, но, смотри, у тебя же пупок виден. Это так и должно быть?
– Ну конечно, – с готовностью ответила ему Сашенька, – пупок обязательно должен быть виден. Это теперь самое модное. А, мужчины ничего не понимают в женской моде, – доверительно сказала она, обращаясь к женщинам, сидящим за столом и пренебрежительно махнув рукой в сторону Павла Игнатьевича и своего отца. Но женщины опять никак не отозвались на ее дружелюбное обращение к ним и продолжали неодобрительно молчать. Только опять ничего не заметивший Стас, радостно захохотал, очень довольный тем, что у него такая не по годам развитая дочь.
У Наташи болезненно сжалось сердце. Ничего себе, нашел подходящую мамочку для Сашеньки. Да ведь за версту видно, что Сашка ей не понравилась. Это она сейчас отмалчивается, пока, а когда у нее в руках будет власть, она молчать не будет и не успокоится, пока не сделает из ребенка забитую дурочку или вообще со свету сживет. У Наташи даже сердце заболело, когда она представила, как избавившись от нее, та начнет муштровать беззащитного ребенка, привыкшего только к ласке и любви. Ну, уж нет, такого она не допустит. Она будет бороться против этой мымры, даже если не за себя, то ради девочки.
– Я тоже с вами буду сидеть, – радостно объявляла в это время Сашенька, не подозревая о возможно ждущей ее горькой участи.
– Ну, конечно, – отозвался Стас, – я сейчас принесу твой высокий стул из кухни.
– Я не хочу детский стул, – заупрямилась Сашенька, – я хочу сидеть на взрослом.
– Но ты же не достанешь до стола.
– Достану, я знаю, что нужно сделать, сейчас увидите, – заявила она и вихрем умчалась из столовой.
– Куда это она? – удивился Стас, – что она собирается делать?
– Сейчас увидите, – отозвалась Наташа, улыбаясь.
Через несколько минут Сашенька вернулась в столовую, громко пыхтя, так как с трудом несла, прижимая к груди два здоровенных тома англо-русского словаря.
– Вот, – торжествующе воскликнула она, водружая их на стул. – Мы всегда с Наташей так делаем, когда я не достаю. Наташа, помоги мне сесть на них.
Наташа подсадила ее на словари, и она, очень довольная, уселась на них сверху и посмотрела на окружающих, явно ожидая услышать слова восхищения ее сообразительностью.
– Вообще-то книги предназначены для того, чтобы их читать, а не для того, чтобы на них сидеть, – послышался негромкий голос. Это новоявленная невеста решила, наконец, выразить свое отношение к происходящему. Она сказала это с улыбкой, как будто бы даже ласково, но Наташа, сразу поняла, что на самом деле, Сашенька ее раздражает, и она еле сдерживается, чтобы не выгнать избалованную девчонку из-за стола на кухню, где ей самое место вместе с ее вызывающе одетой няней. В самом деле, было прямо написано на ее лице, где это видано, чтобы прислуга позволяла себе так нарядно одеваться и преспокойно рассиживаться за одним столом с хозяевами и их гостями.
– Книги предназначены для того, чтобы их читать и чтобы на них сидеть, – с громадной убежденностью объявила тем временем Сашенька, и, подумав, вполне разумно прибавила, – когда это нужно.
– Точно, – поддержал ее Павел Игнатьевич и бросил предупреждающий взгляд на племянницу, сигнализируя ей, что она слишком рано начала воспитывать девочку. Нужно подождать, по крайней мере, до того момента, когда ее собственное положение в доме станет прочным, а тогда уже можно потихоньку начинать внушать Стасу, что его дочь не очень хорошо воспитана, но в этом несомненно виноват не ребенок, а ее глупая няня, от которой нужно избавиться. Нужно будет поговорить с Ингой позже об этом, поучить ее, а то она девушка неопытная, привыкла, что ее красоты и интеллигентности уже достаточно, чтобы внушить мужчине прочное чувство, но здесь все не так просто. Во-первых, Стас и сам красавец, а во-вторых, за неимением других привязанностей, очень любит дочку. Так что действовать нужно постепенно и очень осторожно. Но дело того стоит. За Стасом стоят большие деньги, так что куш Инга может отхватить совсем не маленький.