— Здесь — двадцать тысяч. Берите-берите. Это — плата за молчание.

— Знаете, что я вам скажу, — начал Аркадий. Он должен был как-то оправдать эти деньги. — Если отбросить сейчас этическую сторону дела, то, что с вами происходит — это нормальная психологическая реакция на «запретное поведение». Это такой термин. В вас существует некий барьер, сформировавшийся в раннем детстве и укрепленный вашим дальнейшим поведением. Некое табу. Табу на убийство. Оно не имеет ничего общего с природными, врожденными ограничениями. И в этом плане это табу слабее, чем даже… например, страх высоты. Страх высоты врожденный, ему миллионы лет. Но и его люди легко преодолевают. Альпинисты или парашютисты. И ничего. Ваш страх младше вас. И в отличие от страха высоты он не связан с непосредственной угрозой. Это просто — воспитанный комплекс. Другое дело, что ваш нынешний страх имеет подкрепление. Он подкреплен другим… но это не так важно. И так называемые муки совести переживает практически каждый психически нормальный человек — от солдата на войне до бандита. Это проходит со временем.

— А как вы сказали, чем мой страх подкреплен?

— Он может быть подкреплен другим страхом — смерти или наказания, боязнью возмездия. Но, поверьте, основные переживания связаны не с этим. И подавляющее большинство людей этот кризис переживают не так, как Раскольников, который пошел каяться на какой-то перекресток, перед всеми. Для него было ужаснее состояние неопределенности, ожидание наказания, чем собственно само наказание. Я думаю, это не ваш случай. Жизнь — есть борьба. Не вы его, так он вас. Человек ко всему привыкает, его психика адаптируется ко всему. Поверьте, это пройдет.

Они шли молча. Под ногами изредка шуршали листья. По сторонам дороги возвышались темные сосны. Аркадий курил. Шустер шел, заложив руки за спину и глядя себе под ноги.

— Спасибо вам, доктор, — произнес он наконец. — Вы меня успокоили. Это — не гипноз, надеюсь? Все выглядит логично.

— В это время, если что, можете принимать легкие депрессанты, только не злоупотребляйте ими. Старайтесь также не принимать алкоголь в больших количествах. Это может привести к неконтролируемой ситуации. Вам записать?

— Нет, не надо. Я запомню. Значит, антидепрессанты — немножко можно, алкоголь — много нельзя.

— Старайтесь избегать и того и другого. Для очистки собственной совести рекомендую вам постараться решить все как-то иначе. И давайте забудем о нашем разговоре. По крайней мере, я забуду.

Они подошли к дому.

— Может, еще чайку? — спросил Шустер.

— Нет, уже поздно. Я должен ехать.

— Как хотите. Еще раз спасибо.

— Вам спасибо.

Аркадий подергал запертую дверцу машины. Водитель повернулся к нему и махнул рукой. Аркадий снова дернул дверь — она открылась.

— Поехали, — сказал Аркадий.

— Трогай, — сказал бритый сопровождающий водителю.

— Поехали, так поехали, — ответил водитель.

Он вырулил из поселка, и они оказались на пустом шоссе, освещенном оранжевыми фонарями. Потом машина выехала на главную дорогу. Здесь было оживленное движение. Не доезжая до городской окружной дороги, водитель свернул в сторону и поехал по темной дороге между бетонных оград, будто хотел срезать угол или объехать препятствие.

«Дорогу знает», — подумал Аркадий.

Машина остановилась.

— Идемте, — сказал бритый спутник.

— Куда? — спросил Аркадий.

— Это вам лучше знать. А у нас маршрут. Куда сказали, туда и едем. — Он открыл дверцу и лениво стал вылезать.

— Странно, — сказал Аркадий и тоже вышел.

Это была территория то ли завода, то ли склада.

Вместе с сопровождающим он вошел в здание, действительно похожее на склад.

— Куда мы идем? — спросил Аркадий своего спутника.

— В офис, — сухо ответил тот.

Пройдя по длинным коридорам, они в самом деле вошли в офисное помещение, которое казалось слишком богатым для такого непрезентабельного с виду строения. Людей не было видно. Впрочем, рабочих столов тоже. Вероятно, рабочие места были в других помещениях. Да и рабочий день здесь, наверное, был до шести. «Вряд ли начальник будет принимать во время рабочего дня», — подумал Аркадий. В том, что они идут к начальнику, сомнений не было.

— Проходи, — по обыкновению коротко сказал сопровождающий, открывая дверь перед Аркадием.

Он вошел в просторный кабинет, обставленный еще в советские времена — об этом свидетельствовала светло-коричневая лакированная мебель.

— Аркадий Михайлович? Очень приятно, — приветствовал его сидящий за столом темноволосый человек лет сорока в темном костюме. — Я знаком с вашей деятельностью и хочу воспользоваться вашими услугами. Тем более что про вас говорят: высочайший профессионал.

— Вы мне льстите.

— Вы ведь были сегодня у Виктора Павловича?

— Да.

— И у Александра Яковлевича, а это больше, чем простая рекомендация.