Бледный свет проникал в окно моей квартиры. На столе – пустая бутылка из-под зеленки, напоминающая о вчерашних визитах. Я поморщился: в висках глухая боль. Однако нужно собираться – сегодня важный день.

Подняться с кровати оказалось не так-то легко. Как быстро привыкаешь к теплой постели!

Давно ли я был игроком и проводил ночи на деревьях в Джунглях?

К черту! Я вскочил, несколько раз отжался от пола; подхватил свитер и куртку, оделся. Кровь быстрее побежала по жилам. Так-то лучше.

В банке, принесенной отцом Никодимом, осталось примерно треть тушенки. Вкусно пахнет, зараза! Ухмыльнувшись, я поставил банку на стол, так и не притронувшись к тушенке. Взял тварку, стал жевать, запивая холодной водой.

В дверь постучали.

– Открыто.

Высокий стрелок замер на пороге.

– Приказано явиться в Главк.

Значит, пора. Я поднялся с заскрипевшего стула, окинул взглядом свою квартиру. Увижу ли снова эту печку, стол и кровать? Кажется, недолго здесь прожил, а вот на тебе – взгрустнулось.

Стрелок привел меня к одному из административных зданий Второй Военной.

– Следуйте туда, – указал на массивные двери, охраняемые автоматчиками.

Я двинулся к дверям, но не успел войти в Главк. Мне навстречу, в сопровождении двух особистов, вышел отец Никодим.

– Долго дрыхнешь, Ахмат, – он хлопнул меня по плечу. – Так недолго продрыхнуть собственное провозглашение в конунги.

Особисты и караульные стрелки вежливо засмеялись.

– Сюрприз, ваш крест, был больно горяч, – сказал я. – С такой трудно уснуть.

По лицу отца Никодима разлилось самодовольство.

– Рад, что Вика тебе понравилась. Редкостная шлюха.

– Да, – я кашлянул. – Спасибо, ваш крест.

Блестя на солнце черной краской, к зданию подрулил автомобиль. Тот самый. На пулевые пробоины наложены жестяные заплатки, которые ремонтник, видимо, еще не успел закрасить.

– Ну, что ж, пора, – подал голос отец Никодим и пошел к машине.

Особист распахнул перед ним дверцу, затем несильно толкнул меня в плечо:

– Залезай.

Внутри все было, как раньше. Розовое сиденье, розовый мех на потолке и стенках, баба на коврике все так же раздвигает ноги.

– Садись, Ахмат.

Отец Никодим хлопнул рукой по сиденью, выбив тучу пыли. Я сел рядом с главой ОСОБи. Слева примостился особист со снайперской винтовкой – быстро они находят замену погибшим.

– Трогай, – бросил отец Никодим в спину шоферу (тоже, кстати, новичку).

Машина дернулась и поползла в сторону железнодорожного депо, юля на обледенелой дороге.

– Куда мы едем, ваш крест?

– Как куда? – отец Никодим взглянул на меня, как на полоумного. – На твое провозглашение, разумеется.

– Оно будет на базе?

– На базе.

Глава ОСОБи задумчиво посмотрел в окно, за которым тянулись бараки.

– Я понимаю, тебе хотелось бы стать конунгом в Цитадели. Собственно, там всегда и проходят провозглашения… Но, я решил…

– Не беспокойтесь, ваш крест, – воскликнул я. – Меня все равно, где именно меня провозгласят. Лишь бы поскорее!

В глазу отца Никодима блеснул чертик.

– Молодца, Ахмат. Так и надо.

– Подъезжаем, ваш крест, – подал голос особист.

Из-за широкой спины шофера я увидел выстроившихся в шеренги стрелков, как во время рождественских испытаний. Черт подери, да тут никак не меньше тысячи бойцов! И все они греются на морозе ради меня…

– А Лорд-мэр здесь? – ровным голосом поинтересовался я.

– Лорд-мэр? – приподнял бровь отец Никодим.

– Я думал…

– Не обижайся, Ахмат, но ты не такая большая птица, чтоб ради тебя на плацу появлялся Лорд-мэр…

Ну, конечно. Провозглашение в конунги – это, наверное, такая же обыденность в Армии, как, скажем, зачистка. Лорд-мэру недосуг заниматься подобными пустяками… А что, если бы он все-таки появился на плацу? Просто так, поглазеть. Неужели я убил бы его? И что бы это дало? Христо, зачем ты послал меня сюда? Я уже ничего не понимаю…

– Р – равняйсь! – рявкнул седобородый офицер, как только из машины появился отец Никодим. – Пр-риветствие!

Тысяча глоток послушно:

– Вторая– Военная – База – салютует —тебе – отец!