– Это хорошо, – повторил он. – Как думаешь, для чего я привел тебя сюда?

– Вы оказали мне честь, празднуя со мной мое провозглашение, ваш крест.

Он невесело засмеялся.

– Да, разумеется, праздник… Но одновременно, это – поминки.

Поминки? Что он имеет в виду? По спине пробежал холодок…

– Это поминки по нашему знакомству, Ахмат, – сказал отец Никодим, выбивая пальцами дробь по столу. – Так уж вышло… Ты теперь конунг, а конунги редко пересекаются с особистами, и тем более с главой ОСОБи. У них своя жизнь, по большей части протекающая в Джунглях, – зачистки, марш-броски, учения… – он на секунду умолк. – А ведь жаль. Жаль, что Лорд-мэр определил тебя в конунги…

Кажется, я это уже слышал…

– Жаль, ваш крест.

А ведь мне и вправду жалко! Этот человек – ублюдок, он убил Бориса просто потому, что ему так захотелось, но… Но в отношении меня отец Никодим был добр. Пока… Люди, пожившие в Джунглях, падки на доброту.

Длинное ругательство огласило подвал. Я оглянулся. К нашему столу нетвердой походкой приблизился краснорожий конунг.

– Особисты, мать вашу! Мудаки е… ные!

Отец Никодим растянул губы в улыбке, отправляя в рот очередного «червя». Его адъютантам такая невозмутимость была не под силу.

– Ты чего кукарекаешь, петушок? – сквозь зубы процедил один из особистов. – Иди еще зеленки выпей.

– А ты не указывай, что мне делать, – конунг и вправду едва ворочал языком. – Вы, особисты, горазды указывать, сидя на базе или в Цитадели.

Он сплюнул на пол длинной зеленой лентой и обратился к своим собратьям, сидящим за столами.

– Кто-нибудь видел в Джунглях особиста? А?

Тишина. Настороженные взгляды. Судя по всему, другие посетители заведения еще не настолько упились, чтобы дать волю языкам.

– Вот и я не видел, – согласился с пустотой выпивоха. – Никогда, б… дь, не видел! Но на допрос в ОСОБь меня приводили, и не раз. По какому, спрашивается, праву?!

Конунг размахнулся. Собирался ли он ударить отца Никодима, либо просто стукнуть кулаком по нашему столу – осталось для меня загадкой. Через мгновение дебошир лежал на заплеванном полу. Я сидел у него на спине, локтем прижимая седоватую голову к полу. На столах зазвенели миски.

– Накиньте на него браслеты, – спокойно сказал отец Никодим.

Особист защелкнул наручники на запястьях дебошира.

– Рустам.

Повар приблизился. В глазах – паника.

– Мы уходим, Рустам. Прибери тут все.

Отец Никодим поднялся.

– Хорошего аппетита, – он кивнул посетителям, напрочь позабывшим о еде. —Пошли, ребята.

Особисты подняли с пола и повели к выходу дебошира. Он сразу обмяк и утихомирился – протрезвел, что ли?

У машины, в которую особисты запихнули выпивоху, я повернулся к отцу Никодиму.

– Ваш крест, я, пожалуй, пойду.

Он молча кивнул.

– Мне здесь близко, вы знаете.

– Я ничего не имею против, Ахмат, – глава ОСОБи протянул мне руку. – Ты конунг, а у конунга свои обязанности.

– О-о, биа-логия, анна-томия, изучи ее! – проорал из машины другой конунг.

– Да, – сказал отец Никодим. – Мы всегда и во всем согласны с Лорд-мэром… Но кое в чем я с ним категорически не согласен. Ты был бы прекрасным особистом. Ну что ж, прощай, конунг Ахмат. Удачи на новом поприще. Ни пуха.

Глава ОСОБи скрылся в машине. Глядя вслед исчезающему за начавшимся снегопадом автомобилю, я проговорил: «К черту». И побрел домой.

Темно. Но не холодно. Совсем не холодно.

Я дотронулся до пузатого бока печки. Черт! Горячая. Выходит, в мое отсутствие здесь кто-то был… А может быть, и сейчас…

– Вика?

Тишина. Я на ощупь нашел стол. На нем в банке из-под тушенки должна стоять свечка. Вот она.

Зажигалка вспыхнула не сразу – отсырела, что ли? Круг света осветил мой дом. Никого. И ничего. Хотя…

На постели – черный пакет. Что в нем?

Форма конунга – плотные, цвета хаки, штаны, зеленая куртка, и – нечто среднее между гимнастеркой и свитером.

Надеюсь, впору…

Я скинул грязную, рваную форму стрелка. Надел форму конунга…

Да, впору. Как влитая.

Подошел к зеркалу. Свечка освещала левую сторону моего тела, правая – оставалась в темноте. Но – именно на левом рукаве нашит серпик луны…

Я невесело улыбнулся.

Здравствуй, конунг Ахмат!