«Попугай» поднялся по скрипящим деревянным ступеням на эшафот, опустился в кресло. Охранники последовали за ним. Снайпер тут же вскинул винтовку и принялся процеживать через прицел не только наши ряды (претендентов), но и шеренги стрелков.

Возбуждение охватило меня. Кто этот рыжий? Уж не Лорд-мэр ли?

Точно прочтя мои мысли, особист, подойдя к краю эшафота, закричал:

– Приветствуем носителя креста, главу ОСОБи, отца Никодима!

Стрелки загудели – трудно понять – приветственно или неодобрительно.

Так вот значит, кто он, наш красный «попугай». Глава ОСОБи… Не участвовал ли этот ублюдок в допросе Марины? До эшафота шагов двадцать пять, не больше, если вырвать пистолет у коротышки-офицера… Снайпер может и не успеть…

Перед моим внутренним взором возникло грустное лицо Христо, я вспомнил его слова: «Тогда напрасны все те жертвы и муки, что принесли возрожденцы на алтарь нового мира. В том числе, напрасны муки Марины…». Он прав, наш учитель Христо, тысячу раз прав: месть – это утеха слабака; сильный не мстит, сильный – творит новый мир. Я буду, я хочу быть сильным!

Отец Никодим лениво поднялся с кресла, сделал шаг к краю эшафота. Тусклое солнце блеснуло в рыжей гриве.

– Претенденты на славную должность стрелка Армии Московской Резервации, – голос «носителя креста» был хриплый, как у алкаша. – По поручению Лорд-мэра…

– Служу Лорд-мэру! – отозвались стрелки.

– Я прибыл в Цитадель со Второй Военной Базы, чтобы участвовать в ежегодных рождественских испытаниях. Я отвлекся от важных дел не для того, чтобы смотреть на петушиные бои. Надеюсь, вы покажите все, на что способны, и те, кто выстоит, станут стрелками. С рождеством.

Отец Никодим вернулся в свое кресло. Особист дал отмашку офицеру: «Начинайте».

Шеренги стрелков подались в стороны, пропустив на площадку человека в черной маске. Остро отточенный топор поблескивал у него в руках. Палач остановился рядом с офицером. Что-то подсказывало мне, что он будет сегодня отнюдь не второстепенным действующим лицом.

Офицер кивнул палачу и выкрикнул:

– Номер один, номер два.

Претенденты вышли на свободное место и замерли друг напротив друга.

– Ну? Чего встали, как столбы?

– Что мы должны делать?

Пожал плечами «номер один».

В рядах стрелков послышались смешки. «Номер два» соображал быстрее. Разбежавшись, он въехал обеими ногами в живот противника. Тот вскрикнул от неожиданности и, потеряв равновесие, упал на спину. «Номер два» рванулся к нему и принялся бить лежащего, метя тупым носком ботинка в голову. Когда стало ясно, что «номер один» уже не сможет продолжить поединок, офицер крикнул:

– Довольно.

«Номер два» встал обратно в строй, самодовольно ухмыляясь. Офицер подошел к «номеру один», дотронулся рукой до шеи.

– Живехонек, – коротышка повернулся к палачу. – Твой выход.

Палач навис над лежащим претендентом, поднял топор, примерился… Нечеловеческий крик взорвал барабанные перепонки. Под хохот стрелков, «номер один» вскочил на ноги и побежал по плацу, орошая снег кровью из перерубленной по локоть руки. Он рухнул лицом в сугроб рядом с воротами и остался лежать в таком положении.

– Вам присвоен статус «непретендент», – вызвав новый шквал хохота, сообщил «вдогонку» офицер.

Я бросил взгляд на отца Никодима: тот смеялся, скаля белые зубы.

Это был пир жестокости. Претенденты по двое выходили вперед и, после короткой (или длинной) схватки, победитель, пошатываясь, вставал обратно в строй, а побежденному палач присваивал статус непретендента. Снег дымился от теплой крови. Ее запах щекотал ноздри, вызывая тошноту.

Стрелки в шеренгах скалили зубы, бряцая оружием, орали.

Мне вспомнились Джунгли, дерущиеся твари. Кажется, даже животные не являли такого зверства, как эти люди…

– Номер тридцать один, номер тридцать два.

Я встряхнул головой и шагнул вперед. Напротив меня замер тридцать первый номер.

Лицо Бориса изменилось за то время, что мы провели на этом плацу. В нем появилась угрюмая решимость.

Заорав, Борис кинулся на меня. Сцепившись, мы покатились по снегу. Короткий удар под дых сбил дыхание, но, изловчившись, я заехал коленом в пах противнику. Его хватка ослабла; я вскочил на ноги. Борис, щурясь от боли, занял выжидательную позицию. Я тоже не спешил нападать.