Раджниш Бхагаван Шри
Шрифт:
Таким образом, чтобы завершить мысль Ницше, нужно убить и религию. Если нет Бога, то нет никакого смысла ни в какой организованной религии. Ради кого ей в таком случае существовать? Все церкви, храмы, мечети и синагоги закроются. И все раввины, священники и прочие религиозные прохвосты попросту окажутся на улице, безработными и никому ненужными.
И произойдет великая революция: человек станет полностью свободным.
И прежде чем я расскажу вам о нюансах этой свободы, вы должны понять: если мы завершаем изречение Ницше, то какую тогда свободу обретает человек? Бог мертв, человек свободен... но для чего? Его свобода ничем не будет отличаться от свободы дикого зверя.
Неверно называть ее свободой — это скорее обыкновенная распущенность. Это не свобода, потому что в ней нет никакой ответственности, никакой сознательности. Она не поможет человеку в его росте, в его становлении более возвышенным существом, нежели кем он был в рабстве. Свобода лишена всякого смысла, если только она не поднимает вас над рабством.
Очень может быть, что свобода скорее даже опустит вас еще ниже, чем где вы были при рабстве, потому что рабство — это своего рода порядок, в нем есть своя мораль, свои законы. В рабстве за вами приглядывала организованная религия, державшая вас в страхе перед наказанием, перед адским пламенем, заставлявшая вас алкать по награде на небесах, державшая вас чуть выше животных, чья свобода не сделала их возвышенными созданиями и не дала им никаких качеств,которые вы смогли бы оценить.
И поскольку Ницше даже не догадывался, что одна свобода не самодостаточна... и не только не самодостаточна, но и опасна. Она может низвести человека до скотского уровня. Во имя свободы он может свернуть с пути к высшим порядкам сознания.
Когда я говорю, что Бог мертв, что религия как организация мертва, я говорю, что человек свободен стать самим собой. Впервые он свободен отправиться на поиски своей сокровенной сути, не имея перед собой никаких препятствий. Он волен погружаться в глубины своего существа, он волен парить в высотах своего сознания. Никто его не держит; его свобода безусловна.
Но такая свобода возможна только, если — при условии что Бога нет, религий нет, священничества, религиозных лидеров тоже нет, — только, если мы сумеем сохранить то, что я называю религиозными качествами, то есть, если мы сумеем сохранить религиозность... и религиозность самым прекрасным образом сочетается со свободой человека; она питает его рост.
И говоря «религиозность», я имею в виду, что человек как он есть — это еще не все; человек может стать большим, он может стать несоизмеримо большим. Человек как он есть сейчас — это просто семя. Он и не подозревает, какой потенциал он в себе заключает.
Религиозность просто означает побуждение к росту; это призыв к семени взойти и подняться до самого пика, выразиться в тысячах цветов и освободить свой аромат, который оно таило в себе все это время. Этот аромат я и называю религиозностью. Такая религиозность не имеет никакой связи с вашим так называемыми религиями, с Богом, со священниками; такая религиозность имеет отношение лишь к вам одним и вашему потенциалу роста.
Так что, я убрал все препятствия. И я понимаю твой вопрос.
Я сделал тебя религиозным, я сделал тебя религиозным лидером, и затем, ни с того ни с сего, я все это у тебя забрал.
Такое впечатление, что... Ты пришел ко мне,плача и рыдая; ты был несчастен, ты мучался, и это было не самое время говорить о религиозности. Нужно было сначала дать тебе поиграть с какими-нибудь игрушками. Я дал тебе игрушки. Тебе понравилось с ними играть: ты перестал реветь,забыл про свои горести, стал весь сиять от счастья, начал петь и плясать. Но дело в том, что это еще не предел твоим возможностям, и я стал волноваться, что ты можешь застрять в этом поверхностном счастье и довольстве...
Тогда мне пришлось отнять у тебя твои игрушки, потому что ты мог слишком глубоко сжиться с ними, зацепится за них — ведь они доставляли тебе немало радостных мгновений. Эти игрушки остановили твои слезы и заставили тебя забыть обо всех твоих тревогах и невзгодах. Эти игрушки стали для тебя чем-то вроде опиума. И задача настоящего мастера — лишить тебя этих привязанностей, прежде чем ты начнешь слишком от них зависеть.
Только липовый мастер будет рад твоему счастью — ведь ты будешь ему благодарен за это счастье, пусть хоть оно и будет иллюзорным. Игрушки никогда не дадут тебе ничего подлинного и реального. С их помощью ты не откроешь свое истинное лицо. Да, ты займешься ими,погрузишься в заботы и забудешь про себя. Но настоящий вопрос в том, не как забыть себя, а как вспомнить.
Теперь эти игрушки тебе только мешают. Они сослужили свою службу, они высушили твои слезы. Они сделали то что от них требовалось, они дали тебе дозу утешения, и теперь, по крайней мере, ты находишься в таком состоянии, когда можно поговорить о чем-то более возвышенном. От игрушек надо быстро избавиться. Недолог час и ты начнешь таскаться с ними повсюду двадцать четыре часа в сутки, как малые дети таскаются везде со своими плюшевыми медведями, без которых они не могут ни заснуть, ни даже шагу сделать — они буквально сростаются с ними.