Наконец, «быть творцом» – не просто работа, но прежде всего образ жизни. Настоящие живописцы, музыканты и писатели не похожи на других людей, они живут иначе. Не потому, что выпендриваются (хотя иногда бывает, причем чем таланта меньше, тем больше выпендрежа), но в первую очередь потому, что для них нет разницы между служебными обязанностями и частной жизнью. В полной мере это относится и к магам. Маг всегда маг, а не с девяти до семи с перерывом на часовой обед.

Когда я добрался до этого самого места в своих сравнениях искусства и магии по формальным признакам, часы пробили «бом» и безмозглая механическая кукушка отмерила мне еще девять лет жизни. Хорошо, когда бы так, подумал я. Передернул затвор, вогнал в паз обойму, поставил пистолет на предохранитель и объявил себе выходной. Но в одну минуту десятого зазвонил телефон. Тот, который мобильный.

Да, как ни планируй свою жизнь, всегда найдется кто-нибудь, кто подвернется под руку в самый последний момент, – и все твои планы идут прахом.

Звонил Михей Процентщик.

Кого угодно ожидал услышать, только не его.

– Егор, у меня к тебе дело, – пробасил он после приветствия.

– Выкладывай, – разрешил я.

– Нет, по телефону не могу. Надо лично.

– Тогда подъезжай.

– Ты где сейчас?

– В конторе.

– Через десять минут буду.

Пошли гудки отбоя, и я стал теряться в догадках.

Михей Процентщик (в мире людей – Михаил Петрович Лымарь) – один из самых сильных магов города, если не самый сильный. И при всем том наименее уважаемый.

Белые маги тратят Силу на то, чтобы дать другим радость и утешение, и из этого черпают новую Силу. Черные маги используют Силу во вред другим и снимают пенки с людского горя. А есть такие странноватые маги, которые свою природную Силу совсем не тратят. Ни на лютые дела не тратят, ни на добрые. Им Сила нужна ради Силы. Копят они ее. Тупо копят. И копят, и копят, и копят. Вреда от таких накопителей никакого, но и пользы никакой. Что есть они, что нет их – все едино. Так вот Михей из числа подобных пустоцветов.

Правда, в отличие от прочих «скупых рыцарей», Михей не просто Силу копит, он ее еще и в рост пускает. Любой нуждающийся маг Города может перехватить у него Силы в долг. Запросто. Приходи и бери. Но не за «так», конечно, а под шесть процентов в месяц. Ссудит тебе Михей тысячу, к примеру, кроулей, а через месяц возвращай ему эту тысячу да сверх того шестьдесят. А за просрочку пени – полпроцента за сутки. Говорят, что это по-божески. Не знаю. Как по мне, так есть в этом что-то неправильное. Уж больно трудно такой бизнес принять золотому дракону, который Силу берет от лиходеев и безвозмездно возвращает ее страждущим. Может, поэтому никогда я к услугам Михея не обращался. Хотя наперед не зарекаюсь – жизнь длинная, а случаи бывают разные.

Зачем я понадобился Михею Процентщику, ума не могу приложить. Вообще-то маг его уровня любые личные вопросы решает сам – между делом и мановением руки. Слышал я от компетентных людей, что Михей Процентщик Силы накопил видимо-невидимо. Столько у него ее, что все шесть турбин Городской ГЭС может при желании остановить на сутки. Оттого и недоумевал: чем такому помочь могу? Рокфеллеры к сидящим на паперти за помощью не ходят.

Впрочем, долго гадать не пришлось. Михей подъехал на минуту раньше обещанного – в девять десять. Подъехал и ввалился. Пузатый, грузный, неповоротливый. Потряс в знак приветствия тремя подбородками, рухнул в предложенное кресло, поправил на лысине две мокрые прядки и, с трудом справляясь с отдышкой, прогудел в три приема голосом оперного баса:

– Артефакт. Сперли. Егор.

– Что именно? – не моргнув глазом (давно живу, всяко видел), уточнил я.

Вместо ответа он полез во внутренний карман своего безразмерного пиджака. Долго ковырялся, никак не мог вытащить. Как назло еще и рука у него там застряла, стал нервно дергать, чуть карман по швам не разорвал. Наконец, пыхтя и чертыхаясь, вытянул фотоснимок «девять на двенадцать» и швырнул на стол.

Я глянул.

И увидел чашу.

Ничего особенного на первый взгляд она собой не представляла. Средние века. Западная или Центральная Европа. Кажется, серебряная. Возможно, ритуальная. Даже очень возможно, поскольку изображены на ней жрецы, бредущие с дарами к алтарю. В остальном чаша как чаша. Подобных в любом музее западного искусства вагон и маленькая тележка. Это тебе не капала ламаистов – церемониальная чаша из затылочной части человеческого черепа. Вот то, действительно, держишь в руках – понимаешь: вещь.

Зная, что Михаил Петрович Лымарь владеет антикварной лавкой, я ткнул пальцем в снимок и спросил:

– Артефакт дохлый?

– В том все и дело, что активный, – на четвертом выдохе ответил ростовщик.

– Уж не Грааль ли?

Спросил в шутку, но он этого не уловил. Смахнул с похожего на баклажан носа каплю пота и вполне серьезно ответил:

– Нет, не Грааль. Эта чаша когда-то принадлежала одному из членов Братства кипяченой росы. Слышал о таком?

Я кивнул:

– Слышал. Как не слышать? У меня об этом братстве имеются две неслабые книжки.

Чтобы не быть голословным, я встал из-за стола и подошел к книжному шкафу. Нашел глазами нужную книгу (стояла между «Историей герметической философии» Ленгле и «Жизнью некромантов» Годвина), встал на носки, вытащил, стер рукавом пыль и прочел полное название:

– «Ужасные соглашения, заключенные между дьяволом и братьями росы. Содержащиеся в них отвратительные инструкции. Разорение тех, кто им следует, и их жалкий конец».