— Ну что, Вить, — отвести тебя к Тюленину?

— К Тюленину то я и сам дорогу найду. Как-никак, а наши мазанки по соседству стоят. Ты вот лучше скажи: кого ещё из надёжных ребят, которые в группу Тюленина не входят, ты в городе видел?

— Э-э… А во! Васю Левашова! Я то с ним мало знаком, но знаю, что вы с ним в одном классе учились…

— Ага. И даже за одной партой сидели, — улыбнулся Витя Третьякевич. — Это хорошая новость. Вот к Васе то Левашову я в первую очередь и зайду, ну а потом уж и Тюленина навещу. Ну, я свои вещички пока у тебя оставлю… Договорились?

— Конечно, конечно, — кивнул Лукьянченко. — Можешь пока у меня пожить.

— Так и сделаю, но надолго не задержусь, потому что скоро пойду за родителями в Ворошиловград, и уж с ними вернусь окончательно…

Вскоре Витя Третьякевич подошёл к домику Василия Левашова.

Это был аккуратный, светлый, но, в общем-то, стандартный для Краснодона домик. За плетнем виделся подпорченный оккупантами садик, а на самом крыльце дома сидел, и играл на губной гармошке немец.

И, когда Витя зашёл в садик, этот немец не обратил на него совершенно никакого внимания, а продолжил сосредоточенно и меланхолично играть на своём инструменте…

Глядя на этого немца, Третьякевич вдруг почувствовал, что этот солдат скоро окажется на передовой, и его там убьют. И тогда в Витиной груди всколыхнулось чувство не то что жалости — ведь не мог же он испытывать жалость к врагу! — а возмущение в отношении той тёмной силы, которая породила всё это, и уродовала души людей, и гнала их на бойню.

Витя обогнул этого безразличного к окружающему немца, поднялся на крыльцо и постучал в дверь.

Дверь сразу же, будто его ждали, распахнулась, и на пороге перед собой Третьякевич увидел Василия Левашова.

Тот, увидев Виктора, вскрикнул от радости и удивления:

— Витя! Ну, как же я рад тебя видеть!

Лицо Василия выражало такую огромную волю, что, казалось, просто не существовало такой силы, которая могла бы его сокрушить.

А Витя Третьякевич сразу заметил, что за прошедшее с их последней встречи время, Василий сильно исхудал.

Левашов говорил:

— Ну, проходи-проходи. Думаю, у нас есть о чём поговорить, и этот разговор не для посторонних ушей.

И они прошли в ту маленькую комнатку, где жил Вася Левашов. Витя помнил, что до войны в этой комнатке умещалось много книг, а на полках стояли искусные, вырезанные из дерева самим Василием, а также и его двоюродным братом Сергеем фигурки солдатиков. Теперь почти ничего от этих богатств не осталось. Одна разбитая полка лежала в углу, а на стенах остались пятна от какой-то гадости.

Проследив за Витиным взглядом, Василий произнёс:

— Сейчас у нас всего два немца живут. Вроде бы и не мешают нам особо, но раньше, в августе, когда меня ещё в Краснодоне не было, поселилось в доме толи шесть, толи семь солдафонов. Так они родных моих в сарай согнали, а сами творили в доме, всё, что им было угодно. Вот от них то и разрушенье такое в комнате осталось… Я, конечно, что мог прибрал — видел бы ты, как здесь всё было загажено, когда я только вернулся… А, впрочем, Витя, о чём мы говорим! Ведь же я тебя очень рад видеть! Ты давно в Краснодоне?

— Нет, только вчера из Ворошиловграда вернулся…

— А-а, из Ворошиловграда! Ну, конечно же! Там в последний раз и виделись. Дело в мае было, да?

— Да. В мае. Но после этого мне довелось и в партизанах побывать, но, впрочем, Василий, о себе я тебе попозже поведаю, а пока ты рассказывай…

И вот они уселись друг напротив друга в маленькой комнатке, возле приоткрытого окна, в которое вливались трели беспечных птах, а также — отдалённые выкрики немцев, и Вася начал рассказывать.

Как уже говорилось, Василий Левашов и Витя Третьякевич знали друг друга со школьной скамьи.

Расстались они в ноябре 41-ого года, когда Витя, вместе с семьей своего старшего брата Михаила, переехал в Ворошиловград. Но уже в апреле следующего года вновь встретились.

Дело в том, что Василий Левашов, вместе со своим двоюродным братом Сергеем Левашовым, с Любой Шевцовой, и с ещё одним Краснодонским пареньком по имени Владимир Загоруйко, был направлен в Ворошиловградскую школу подготовки партизан и подпольщиков на курсы радистов.