Щербинин Дмитрий Владимирович
Шрифт:
— Нет мне не понял, — ответил Виктор, глядя прямо в глаза этого молодого, наглого полицая. — Я должен немедленно увидеться со своим отцом! Где вы его держите?!
Полицай не выдержал пламенного Витиного взгляда и потупился; но тут же разозлился, заскрежетал зубами, и крикнул:
— А хочешь со своим отцом повидаться?! Хочешь, да?!
— Да, хочу, — спокойно ответил Витя Петров.
Тогда полицай выхватил пистолет, и через оконце уставил его дуло прямо в лицо Виктора. Полицай шипел:
— А если хочешь, так вот прямо сейчас и устрою тебе такую встречу. Мне, знаешь ли, ничего не стоит пристрелить тебя!
— Да, я не сомневаюсь, что тебе ничего не стоит убить человека, — ответил Витя.
Тут полицай так шумно и часто задышал, что, казалось, сейчас приключится с ним какая-нибудь катастрофа.
Но вот из-за Витиной спины раздались шаги; и откормленный молодой полицай вскрикнул:
— А ну, хватай его!
Оказывается, это как раз возвращались полицаи, которые делали очередной обход по Краснодону.
Тут же Витю Петрова схватили, выкрутили ему руки за спину; а когда он попытался вырваться — несколько раз ударили по голове с такой силой, что перед глазами поплыли тёмные круги, но сознания он не терял.
Молодой полицай, захохотал, и заскрежетал замком, открывая ворота. Он выкрикивал, нервно:
— Вот и нарушителя поймали! Ему, видите ли, отца подавай!
Другой полицай — немытый и щетинистый, смердящий какой-то дрянью, вскрикнул:
— Ну уж будет ему и батяня и маманя!
Ещё один полицай вырвал из Витиных рук его передачу, и говорил насмешливо:
— Так-так, посмотрим чего тут у него! А-а, жратва! Ну, жратву мы себе заберём! Ведь твоему папаше она больше не понадобиться.
Когда Витя понял, что его тащат к зданию тюрьмы, он перестал сопротивляться, потому что он ещё верил, что именно в тюрьме содержится Владимир Петров.
И хотя Витя шёл не сопротивляясь, его конвоиры отвешивали ему пинки и подзатыльники, просто потому, что им нравилось унижать человека; причинять людям физические страдания стало для них уже нормой, и они просто не могли без этого обойтись…
— Ну и куда его? — спросил один.
— К Захарову повели…
— Да — к Захарову, а к Соликовскому сейчас от немцев начальники приехали…
Они вошли в здание тюрьме; оказались в душном коридоре, высвеченном большой жёлтой лампой под потолком. За конторкой сидел тощий, тщедушный и весьма похожий на крысу полицай, который рылся в бумагах, и ругался тоненьким, тихим голоском — однако ж, ругался весьма грязно.
— Что, зарегистрировать его? — спросил этот, похожий на крысу полицай.
Но тут в боковом коридоре, где было совсем темно, зашевелилось нечто, и вот уже вышагнуло из мрака некое отвратительное создание. Сначала Вите даже показалось, что это вообще не человек. Тьма не хотела отступать от этого существа, и принесённые из чёрного коридора тени ещё оставались в каждом его контуре. И сначала Вите показалось, что у существа этого не было глаз, но потом он понял, что глаза всё-таки были, но они совершенно ничего не выражали — запредельная пустота была в этих глазах.
А ещё Витя Петров понял, что у этого существа всё-таки человеческие очертания: у него были руки, ноги, голова и туловище.
Ну а полицаи узнали одного из своих начальников, и вытянулись перед ним.
Сидевший за столом крысоподобный полицай пискнул:
— Здравствуйте, товарищ Захаров!
— Какой я тебе «товарищ»?! Вот я тебе дам «товарища»! — заорал Захаров.
Крысоподобный полицай задрожал, и пискнул:
— Простите, господин Захаров; привычка, знаете ли, с годами выработалась. Ведь столько лет в Советских учрежденьях проработать пришлось, а там всё товарищи, да товарищи…
— Дисциплина должна быть вот такой! — вскрикнул Захаров и показал свой большой, и затвердевший от частых наносимых им ударов кулак (но всё же этот кулак был не таким огромным и потемневшим от въевшейся в него крови, как у Соликовского).
И Захаров продолжал грозно-наставительным тоном:
— Слышали уже — у Соликовского гости немецкие.
— Слыхали. Слыхали.
— Распекают его. Говорят, что плохо мы с партизанами боремся.
Тут один полицай произнёс голосом испуганно-подобострастным: