В кабинете начальника Спецотдела Барченко застал его хозяина и Москвина. Александр Васильевич попросил разрешения присутствовать на сеансе Смышляева в качестве эксперта. Вскоре все они сидели в черной комнате гипнотизера. Перед началом демонстрации ясновидящий дал несколько пояснений. Он начал с того, что главным свойством медиума является умение фиксировать свою мысль на точно очерченном явлении, а это достигается путем настойчивой тренировки. Мыслительные процессы, развивающиеся в клетках мозга, во время сеанса превратятся в электромагнитные колебания и распространятся в пространстве. Встретив на своем пути соответствующим образом настроенный мозговой аппарат, они пробудят в нем такие же процессы, только в обратном порядке, и превратятся в итоге в мысль. Но «приемник» будет воспринимать чужую посланную мысль как свою. Он будет думать, что это он, а не кто-то иной, видит, слышит и осязает. Волны, излучаемые нашим мозгом, — реальный факт, они способны фиксироваться с помощью специальных аппаратов, похожих на радиоприемники. Итальянский ученый Каццамали уже создал первый такой прибор.

Ну и последнее— во время показа медиум будет находиться в глубоком гипнотическом сне, так называемом гиперсоматическом состоянии, когда его тело потеряет чувствительность к внешним раздражителям. После того как он достигнет необходимого погружения, ассистент Еманов задаст ему несколько вопросов, предложенных присутствующими, и Смышляев ответит на них.

В тот момент, когда с помощью некоторых упражнений ясновидящий достиг каталептического состояния, Барченко заявил присутствующим, что если медиум не чувствителен к боли, он, Александр Васильевич, продемонстрирует еще один, не менее удивительный опыт и воткнет в тело Смышляева английскую булавку на два сантиметра. Бокий, Москвин и ассистент Еманов растерялись, увидев, как эксперт неожиданно приблизился к ясновидящему, находившемуся на ложе. Медиум тут же проснулся— хотя никакой булавки у Барченко не было.

Бокий назвал Смышляева шарлатаном и вместе с Барченко покинул черную комнату. Но Иван Москвин остался. Он считал, что Барченко нарушил эксперимент, и продолжал поддерживать медиума в течение долгого времени.

В коридоре Бокий сообщил: в верхах заинтересованы в работе Барченко и особенно в его деятельности, связанной с налаживанием контактов с различными мистическими сообществами. В ближайшее время Глеб Иванович попросил его набросать проект воззвания советского правительства к оккультным и мистическим организациям Востока [159] .

Пока они спускались по лестнице, Барченко показал начальнику Спецотдела письмо от Королева. Бокий сказал, что распорядится, и попросил не волноваться — в ближайшие дни книга будет в Москве.

Тринадцатого апреля сотрудники рериховской миссии, выехали из Урги на пяти «Доджах», имея экспедиционный паспорт за подписью начальника ГВО Монголии Хаяна Хирвы. Лихтманы пришли проводить караван и даже проехали километров двадцать вместе с путешественниками. Пара возвращалась в Америку и желала белым паломникам успеха.

Но вся ответственность за провал автомобильного движения экспедиции лежала на резиденте ОГПУ Блюмкине. В отличие от предыдущего раза, он не смог договориться с Монголтрансом, в распоряжении которого были приличные высокопроходимые и быстроходные машины. Кроме того, шоферы этой организации имели опыт поездок в открытой степи и знали часть маршрута. Юрий Рерих потом с сожалением вспоминал, что «не удалось получить вовремя новые автомобили из Пекина и пришлось арендовать те, что были» [160] . «Те, что были» представляли собой печальное зрелище — старые и неисправные автомобили советского Торгпредства [161] . Работали они в этом учреждении из рук вон плохо. Впрочем, так же, как и во многих советских миссиях. Торгпредство даже не позаботилось о приобретении необходимых для автомобилей номеров и пропусков. Пришлось их доставать прямо перед отъездом с помощью министра финансов монгольского правительства.

Когда же пять автомобилей экспедиции, груженные оборудованием, покинули Ургу, члены научного каравана испытали на себе все прелести советской организации труда. Начались многочисленные поломки. Ремонт машин, как правило, сопровождался площадной руганью. 16 апреля на одной из таких многочисленных остановок врач миссии Рябинин, наблюдавший проносившиеся мимо машины Монголтранса, с завистью записал в дневнике: «Монгольский автомобиль, пришедший накануне вечером и сделавший в один день три наших перехода, уже ушел далее…» [162] .

Единственное, что действительно удалось сделать, так это достать запасные детали— их привезли из Пекина. В данном случае проявился талант Блюмкина-«экономиста». Запасные части представляли собой снятые со старых списанных автомобилей детали. По всей видимости, они были подобраны на одной из пекинских автомобильных свалок.

Шоферы Торгпредства также оказались «подарком судьбы». Главным над ними был поставлен автомобилист— сотрудник ОГПУ Он все время истерично орал, подгоняя своих подопечных, а в минуты привалов делал записи подслушанных бесед участников экспедиции в специальную тетрадь, которую по возвращении в Ургу отдал Блюмкину. Шоферы, несмотря на его ругань, передвигались вяло, как сомнамбулы. Они не очень-то хотели куда-то ехать и предпочитали копаться в своих безнадежно устаревших машинах. Кроме того, в Торгпредстве, видимо, особенно не пытались облегчить жизнь автоэкспедиции и поручили ей доставить до пункта Юм-Бейсе тридцать пудов машинного масла. Груз существенно утяжелил автомобили. Ну и в довершение всего выяснилось, что канистры с бензином почему-то содержат воду. Как она туда попала (ведь крышки были герметичны), никто толком ответить не мог. А загадка бензобаков раскрывалась очень просто— шоферы приторговывали топливом. И даже взбалмошный ОГПУшник этим занимался — ведь надо же было как-то жить.

Экспедиция прибыла в Юм-Бейсе 24 апреля, в 18 часов. По инструкции, пришлось проехать на милю дальше и расположиться там, где в прошлом году останавливалось секретное монгольское посольство по дороге в Тибет.

Лагерь разбили за селением, чтобы не привлекать к себе внимания. Сотрудник местного отдела Торгпредства СССР тут же прислал уставшим путешественникам дрова и воду.

Юм-Бейсе находился на крайнем юге Монголии. Отсюда торговцы и пилигримы направлялись в Тибет. Караван Рериха должен был скрытно пересечь территорию китайской провинции Ганьсу, находившуюся под контролем «красного» генерала Фын Юйсяна, союзника СССР, получавшего оружие со складов в Улан-Баторе. Солдаты и офицеры Фына отличались своей приверженностью к реквизициям, хотя приказы из центра, запрещающие вести себя подобным образом, время от времени приходили к полевым командирам. Но в данный момент экспедиция не была застрахована от нашествия китайских революционных солдат. Кроме того, в здешних местах действовали отряды мусульманского генерала Ма, и те тоже были не без греха. Словом, в любом случае узкую территорию Ганьсу экспедиции следовало миновать ночью в обход населенных пунктов и выйти в область Цайдам. Эта местность уже являлась частью так называемого Большого Тибета, хотя племена, обитавшие на севере, и признавали власть амбаня — губернатора китайского города Синин. Здесь было безопаснее, чем в провинциях, где шла гражданская война.