Эстер услышала, как леди Беатрис гневно выдохнула и судорожно стиснула свои лайковые перчатки.

О’Хара мигом пришел на помощь Фенелле:

– Вы, очевидно, хотели сказать, мэм, что он питал несбыточные надежды относительно одной из ваших родственниц?

– Да, – подтвердила она с напускной скромностью. – Об этом неприятно говорить, но я вынуждена… Много раз я замечала, что он ведет себя весьма вольно с моей племянницей Октавией. Я видела это также по выражению его лица, а мы, женщины, в таких вещах никогда не обманываемся.

– Понимаю. Вас, должно быть, это весьма огорчало?

– Естественно, – отвечала она.

– И что же вы предприняли, мэм?

– Предприняла? – Фенелла заморгала и уставилась на прокурора. – А что тут можно было предпринять, дорогой мой мистер О’Хара? Если Октавия не протестовала против этих знаков внимания, что же я могла ей сказать?

– А она не протестовала? – О’Хара удивленно повысил голос и, как бы невзначай бросив взгляд на публику, снова повернулся к Фенелле: – Вы уверены в этом, миссис Сандеман?

– О, вполне, мистер О’Хара. Мне очень жаль говорить об этом, да еще в присутствии такого количества людей… – Голос ее зазвучал несколько сдавленно. Эстер чувствовала, какое напряжение испытывает сейчас леди Беатрис. Ей даже показалось, что она готова вскрикнуть. – Но бедняжку Октавию, кажется, развлекали его ухаживания, – безжалостно продолжала Фенелла. – Конечно, она полагала, что все ограничится словами… Да и я сама полагала точно так же, иначе непременно обратилась бы к ее отцу. Увы, мне и в голову не приходило, чем все это обернется!

– Естественно, – согласился О’Хара. – Уверен – да и все мы уверены, – что заподозри вы возможность столь трагического финала, то сделали бы все, чтобы предотвратить его. Ваши показания весьма важны для правосудия, и мы понимаем, сколь нелегко вам стоять здесь и обо всем этом нам рассказывать.

Затем он уточнил подробности непозволительного поведения зарвавшегося лакея и спросил, не поощряла ли в этом Персиваля сама Октавия, и вновь получил утвердительный ответ.

– Еще одно уточнение, прежде чем вы нас покинете, миссис Сандеман, – как бы только что вспомнив об этом, сказал О’Хара. – Вы упомянули, что Персиваль был алчен. В отношении чего?

– В отношении денег, конечно. – Фенелла устремила на обвинителя ясный взгляд. – Ему нравились вещи, которые он вряд ли мог приобрести на свое жалованье.

– Откуда это вам известно, мэм?

– Он был хвастлив, – просто ответила она. – Однажды он рассказал мне, что имеет… кое-какие побочные доходы.

– В самом деле? И какие же? – с невинным видом спросил О’Хара, словно речь шла о состоятельном и уважаемом человеке.

– Он многое знал об окружающих, – сказала Фенелла с недоброй улыбкой. – Незначительные секреты, мелкие грешки, которые люди хотели бы скрыть от своих знакомых. – Она слегка пожала плечами. – Горничная Дина, например, гордится своей семьей, а на самом деле она подкидыш и никакой семьи у нее нет. Ее хвастовство раздражало Персиваля, и он дал ей понять, что он все о ней знает. Старшая служанка Лиззи – кстати, весьма заносчивая особа – когда-то имела любовника. Персиваль также об этом знал. Возможно, он проведал что-то и о Роз, но что именно – сказать не могу. Ну, и тому подобные мелкие секреты. Брат кухарки – пьяница, сестра судомойки – слабоумная…

О’Хара не смог скрыть отвращения, но к кому оно относилось – к Персивалю или к самой Фенелле, – сказать трудно.

– Удивительно неприятный человек, – произнес он вслух. – А как он узнавал эти секреты, миссис Сандеман?

Фенелла, казалось, не заметила холодка, прозвучавшего в его голосе.

– Я думаю, он вскрывал чужие письма, – сказала она, пожав плечами. – Принимать почту было его обязанностью.

– Понимаю.

Он еще раз поблагодарил ее, а затем поднялся и грациозно вышел вперед Оливер Рэтбоун.

– Миссис Сандеман, ваша память заслуживает всяческих похвал, и мы весьма обязаны вашей точности и наблюдательности.

Фенелла взглянула на него с любопытством. Рэтбоун был куда более интересным мужчиной, чем О’Хара.

– Вы очень добры.

– Нисколько, миссис Сандеман. – Он плавно повел рукой. – Уверяю вас. Скажите, а не донимал ли этот сластолюбивый, алчный и лживый лакей своими ухаживаниями и других леди? Миссис Киприан Мюидор, например? Или миссис Келлард?

– Понятия не имею. – Она была удивлена.

– Или вас?

– Ну… – Фенелла застенчиво опустила ресницы.

– Пожалуйста, миссис Сандеман, – настаивал Рэтбоун. – Сейчас не время для излишней скромности.

– Да, он пытался… перейти границы обычной предупредительности.

Несколько присяжных глядели на Фенеллу, ожидая продолжения. Один из них – мужчина средних лет и с бакенбардами – был явно смущен.

– То есть он ухаживал и за вами? – продолжал свой натиск Рэтбоун.

– Да.

– И как же вы поступили, мэм?