Шрифт:
— Мило… Кого же оно касалось? — наконец подал голос археолог.
— Вот вы перебираете, рассматриваете каждый черепок… — Филонов взял со стола обломок керамики. — Так и я! Я должен рассмотреть любую версию, даже самую невероятную… Глупо, если вы за это будете дуться на меня. Это просто работа. Ничего личного.
— Ну и работа у вас…
— Понимаете, моя обязанность в нынешней ситуации рассмотреть любое предположение.
— Какой еще «ситуации»? — недовольно проворчал археолог.
— Как вы и сами понимаете, здесь происходит что-то скверное, Арсений Павлович. Кажется, даже мертвецы разгуливают…
— Я не суеверен.
— Вот как? А не слишком ли легкомысленное отношение?
— Не слишком.
— Почему вы не хотите уехать? Подвергаете опасности людей, которые остаются здесь ради вас?
— Я никого не держу.
— Это не ответ. Почему вы не хотите все-таки уехать? В чем дело?
— Не хочу.
— Детское упрямство.
Корридов, вздохнув, отложил черепок:
— Ну как вы не понимаете?! Ведь вам, наверное, уже все постарались объяснить…
— Я готов послушать еще.
— Да я почти уверен, что речь идет о прежде неизвестной культуре! Городище-то это принадлежит вовсе не дьяковцам, как все думали поначалу… Вы понимаете это или нет?
— Не очень. Но, допустим…
— Сто лет назад Аполлинарий Салтыков допустил ошибку! И ее надо исправить.
— Ошибку?
— Здесь, на Мутенке, Аполлинарий копал два сезона. Крестьян нанимал! За это время раскопали семьсот пятьдесят метров. Понимаете, что это значит?
— Догадываюсь.
— Вот именно! Это значит, что копали «на штык»! Как огород.
— Я, разумеется, разделяю вашу скорбь…
— Да это варварство!
— Допустим. Сто лет назад археология была на ином уровне…
— Для сравнения! Когда я откапывал в Сунгире мальчика и девочку, то мы не копали, а скоблили квадраты ножами, а пыль заметали в совочки… И то мизинчик тогда срезал! Крошечный, — с умилением заметил Корридов.
— У кого это вы мизинчик срезали? — Филонова, кажется, все-таки покинула его невозмутимость.
— У девочки.
— Что за мальчик и девочка, позвольте узнать?
— Да при чем тут они… Сунгирское захоронение — это отдельная история. Так, к слову пришлось. Я вам про Мширское городище сейчас толкую.
— И я внимательно слушаю.
— Сто лет назад Аполлинарий Салтыков производил здесь раскопки, причем совершенно варварским способом. Он не брал кости, керамику…
— Он оставлял керамику? — Филонов кивнул на груду черепков.
— Представьте, не брал!
— Однако… При всей научной ценности этих замечательных осколков они все-таки не могут быть сейчас важнее жизни?
— Вот вы вроде бы сведущий человек, Филонов, а рассуждаете, все равно как бабка из Корыстова. Обывателю понятно, только если копают золото, украшения или оружие… Зачем они, эти остатки битых горшков? Да еще в таком количестве? «На каждом огороде, если поискать хорошенько…» — я это слышу постоянно. Не на каждом. Это во-первых.
— А во-вторых?
— А во-вторых и в главных… Собственно, только по горшкам и можно определить принадлежность, ну, скажем, вот этого городища к определенной культуре. Каждый горшок всегда украшен орнаментом. Понимаете, всегда… Всегда! Голый горшок — это считалось неприлично. На мокрой глине кончиком ракушки выдавливались ямки или полоски. Орнамент на горшки наносили только женщины. И конечно, каждая женщина делала это так, как ее в детстве учила этому ее мать. Если женщина переходила в другую семью или род, то…
— То что?
— Можно проследить родственные связи, понимаете? Только по черепкам глиняных горшков и можно это сделать! Любой другой предмет мог быть привезен, получен путем обмена. Украшения, оружие… А горшок нет!
— И что же?
— А мы не знаем, какие горшки были на раскопанном Аполлинарием городище. Он оставлял черепки, бросал… И теперь мы не знаем: а кто, собственно, селился там, где он нашел своих идолов? Финские племена? Славяне? Скифы-пахари? Понимаете?
— Кстати, Арсений Павлович, — прервал Филонов вдохновенный монолог ученого. — А о чем вы говорили с людьми, которые приезжали сюда на «Хаммере»?
Рука Корридова, потянувшаяся было к бутылочке с клеем, замерла.
— Это не имеет значения, — наконец произнес он.
— Правда? А вдруг имеет?
— Позвольте мне самому судить о том, что имеет значение, а что нет.
— Только до поры до времени, — согласился Филонов. — Пока время терпит…
— К тому же я в долгу, — продолжал археолог. — В долгу перед своим другом. Салтыков хотел исправить ошибку своего деда. И теперь мы с ним, молодой человек, можно сказать, на пороге открытия.