Подоспел Книжник и умолял брата не трогать мальчишку. И тогда очнулся Владимир, пелена спала с его глаз, он поставил на землю своего пленника.

Повели сыновья к землянке отрешенную мать; Валентина, едва узнав их, оставалась к ним равнодушна. Из-за заборов смотрели на них с сочувствием чужие бабы. Увидев такой свою матушку, впал Строитель в отчаяние. Книжник же всерьез прислушивался к ее бормотанию:

— Видно, ангелу не дойти досюда! — вот до чего догадался. — Видно, настолько велика наша земля, что ангел сюда не заглянет… Может быть, я повстречаю его в другом месте?!

Чуть не с кулаками бросился на брата Строитель:

— И о чем ты только болтаешь?! Мало мне бедной матери. И ты еще готов отправиться с сумой по дорогам.

И крепко задумался Строитель, присев на пороге материнской землянки. Всю ночь он раздумывал. И наконец решился.

— Раз бросил ее в нищете, пусть теперь даст хоть жилье и пищу! Вдосталь у него пищи! Пусть рыжий наш братец присмотрит за ней, пока не будет нас в этих краях…

Связав нехитрые Валентиновы пожитки в один узелок, оставили братья ветхое жилище, в котором родились и провели свое детство. Сыпалась там уже с потолка земля и прогнили стены, и готовы были завалиться дверь и крыша. Повели сыновья свою мать прочь из селения. Больная, измученная, на этот раз она покорно брела между ними.

Издалека слышались на Безумцевом холме вопли и рев гармоники, и огромный дом отца светился на закатном солнце.

Книжник на этот раз не смог успокоить брата — всех погнал с холма разгневанный Строитель. Крепкий, мускулистый не по годам, вызвал он страх у собравшихся забулдыжек. Даже ражие мужики, мгновенно протрезвев, разбежались, словно филистимляне. Строитель на том не успокоился и погнал за ними пьяную нищенку, выбросив из дома все её пожитки. Перепугалась потаскуха и побежала с холма вслед за остальными.

Безумец взирал на всю бурю со своей овчины совершенно спокойно. И даже когда выгнали его пассию, пальцем не пошевелил. Зевал, окруженный собаками.

А его решительный сын, очистив холм, завел в избу свою отрешенную матушку и, положив на топчан, укрыл одеялом, и набил ей подушку сеном. Принесли сыновья всякой еды, но ни к рыбе, ни к каше, приготовленной перепуганным решительностью брата Пьяницей, Валентина так и не притронулась. Книжник тем временем догадался приладить у ее изголовья икону, предусмотрительно взятую им из землянки, и положил рядом с нею единственную книгу своего детства. Ничего не сказала на это мать, и даже рассеянный Книжник понял, насколько она плоха.

А Строитель приказывал притихшему рыжему братцу:

— Будешь кормить и поить ее, пока не вернусь! И пусть только попробует батька завести себе новую бабу… Надо будет — его погоню с холма.

И сжимал свои внушительные кулаки. И перепуганный Пьяница обещал все исполнить.

Перед тем как уйти, зашли попрощаться Строитель с Книжником в избу — Валентина не видела и не слышала их. Попыталась она было встать — но не оказалось у нее сил даже подняться, и бессильно покатились ее слезы. Она зашептала:

— Как теперь мне встретить его?

Вот о чем думала и горевала! И Строитель страдал, когда слышал тот бред, но что он мог поделать? Только Книжник всерьез относился к ее словам. Он пообещал:

— Я встречу ангела! Видно, до этих мест ему не дойти — буду искать его в городах. Ведь он явится там, где много народа — должно его увидеть сразу великое множество людей! Христос ведь проповедовал там, где собирались толпы.

— Оставь свои разговоры! — вскричал Строитель. — Оставь свои бредни. Или не видишь, как она больна?!

Вновь схватив за шиворот рыжего Пьяницу, требовал:

— Если хоть волос упадет с ее головы, если будет она здесь некормлена, непоена, в пыль разотру весь батькин вертеп!

И ушли с холма братья. А Пьяница, закрывшись ладонью от вечернего солнца, смотрел им вслед.

Той же ночью Безумец поднялся в избу.

Придя ненадолго в рассудок, Валентина шепнула, узнав беспутного мужа:

— Не дождалась я Божьего вестника! А ты торжествуешь! Но недолго радоваться Сатане. Сгинут и его подпевалы!

Безумец, пьяный, покачивался над нею. И фляга была с ним неразлучна. Он ответил:

— Нашла чем пугать! Старая карга давно мне пророчила — сдохну и попаду в самый ад. А ты!.. Болталась всю жизнь по дорогам. Что там высмотрела, старая дура? Неужто бы дождалась?

Водка текла по его мохнатой груди:

— Слышал я, что с Агриппой. Ссохлись груди, и живот опустился ниже колен, кому теперь нужна, яловая корова? А хахаль ее — не жрал, не пил и подох, как дурак! Кто помнит о нем?.. А я — вот, перед тобою. Что мне проглядывать все глаза возле дороги? Какого черта верить в дурацкое завтра?.. И сегодня мне попадаются сладкие бабенки — не прочь потоптать я их. А брюхо мое набито кашей… Где же твой ангел? Дура! Дура! Старой карге поверила. Ведь и она не сегодня-завтра подохнет, ангела не дождавшись!..