Громогласные поучения преподавателя тонули в абсолютной тишине.

— До ислама царило невежество. Предки арабов жили, как живут сейчас ваши родители. Это были варвары, они хоронили своих дочерей сразу же, как только те появлялись на свет. Затем появился Коран, который принес с собой благословение, мудрость, цивилизацию. Если вы хотите походить на своих родителей, вы останетесь варварами и невеждами. Итак, отвечайте… Кто вы?

Зажатая в руке учителя длинная тамарисковая палка бичевала воздух. Сорок пар глаз со страхом следили за ней, пытаясь найти спасение и от нее, и от громкого голоса. Буалем наклонился к ученику, который сидел ближе всех к нему, и шепнул ему, но так громко, чтобы и остальные услышали:

— Отвечайте: арабы и мусульмане.

— Итак, кто вы? — повторил учитель.

Взгляды были прикованы к столам, словно ответ должен был исходить оттуда. Буалем негодовал.

— Вы не можете ответить?

Мурад наклонился к Суад:

— Нет, они не могут.

— Почему? Ведь это так просто.

— Не могут, потому что у них нет выхода.

— Как это — нет выхода?

— А так. Они должны отречься либо от истины, либо от своих братьев. А они не могут. Они слишком молоды.

Буалем расслышал только последнюю фразу.

— Слишком молоды, слишком молоды! Как раз сейчас и следует их воспитывать.

— Я пробовал, — говорит учитель, — но одному это не под силу.

— А власть? Не забывай о власти, учитель. Власть готова предоставить в твое распоряжение все, что тебе потребуется, правда, господин начальник даиры?

— Разумеется, — заявил супрефект. — Однако учитель и так наверняка прекрасно со всем справляется.

— Я исчерпал все средства убеждения, — сказал учитель.

— Тогда употреби другие! — крикнул Буалем.

— Мне кажется, тут нет оснований драматизировать, — сказал директор.

— Я не драматизирую, господин директор, но ставка слишком велика.

— Велика, зато выигрыш обеспечен заранее, потому что у ребятишек нет выбора. Если не хотят подыхать с голода, надо приспосабливаться, учиться какому-нибудь ремеслу. Набегами теперь не проживешь да и рабов нет, чтобы на них работать. Если хотят есть, придется отказаться от варварских привычек.

— Вот именно. Что я вам говорил? Никаких скрипок, — добавил супрефект.

— Учитель, вы позволите? — спросил Буалем.

Он показал пальцем на парнишку с длинными курчавыми волосами, который с самого начала привлек его внимание. Один его вид вызывал у него раздражение. Тот не опускал головы, как все остальные. Он невозмутимо взирал на посетителей — мало того, во взгляде его сквозило нечто вроде высокомерного безразличия. Буалем подумал: в этом взоре все еще отражается пустыня, надо попробовать переломить его.

— Послушай… ты… да, ты… Кем ты хочешь стать?

Взгляд черных глаз не дрогнул.

— Как тебя зовут?

— Ахитагель.

— У них довольно странные имена, — заметил учитель.

— Ахитагель, — продолжал Буалем, — когда ты кончишь школу, кем ты хочешь быть?

Полукружие тонких губ застыло над плотно сжатыми зубами. Ахитагель довольно долго молча смотрел на Буалема, затем взгляд его затерялся в солнечном сиянии, отражавшемся в небесном квадрате, очерченном окном. Буалем с силой тряхнул мальчика, схватив его за тонкую руку.

— Ответишь ты, наконец, или нет?

Послышался беспечный и ясный голос Ахитагеля:

— Шофером!

Буалем посмотрел на учителя, тот в свою очередь на мальчика, затем воздел руки к небу и в изнеможении уронил их. Он всеми силами старался сохранять спокойствие.

— Чтобы стать шофером, совсем не обязательно ходить в школу.

Он повернулся к другому ученику:

— А ты?

— Шофером!

На этот раз ответ последовал незамедлительно.

— Ты?

— Шофером!

— Шофером!

По мере того как палец повелительно указывал то на одну, то на другую голову, голоса, все более уверенные, повторяли одно и то же:

— Шофером!

Безудержный гнев распирал грудь Буалема, но он не мог найти подходящих слов.

— Ладно, шофером, — сказал учитель, — но объясните, почему именно шофером?

Ахитагель поднял руку.

— Хорошо, ответь ты, — сказал учитель.

— Потому что можно ехать куда хочешь.

Орлиный профиль и тонкое лезвие взгляда из-под полуприкрытых век.