В прежние времена текинец руководился мудрым изречением: "je prend mon bien, ou je le trouve", и совершал аламаны (разбойничьи набеги) на Персию, откуда и увозил девушек и, таким образом, восстановлял нарушенное природой равновесие. Но теперь, конечно, эти набеги остались лишь в народных песнях, а нынешний молодой текинец мирно возит в Асхабад на своем ослике лук и молоко, пока не накопит суммы, достаточной для того, чтобы внести калым и обзавестись собственной кибиткой.

Благодаря всему этому, положение текинской женщины можно назвать привилегированным и она, являясь полновластной хозяйкой кибитки, пользуется у них большим уважением.

Общественных прав она, конечно, не имеет никаких, и в общество посторонних мужчин не показывается; но во многих других отношениях, она пользуется свободой, начиная хотя бы с того, что бессмысленного и глупого покрывала она не носит.

Хотя, говоря по правде, 50% текинских женщин, в их же собственных интересах, не мешало бы закрывать чем-нибудь свои лица, ибо таких некрасивых физиономий редко где можно встретить. Насколько симпатичны, статны и, прямо-таки красивы мужчины-текинцы, настолько их женщины большею частью имеют отталкивающий вид. Цвет их лица какой-то желтый, причем длинные носы и острые черты создают что-то птичье. Старые текинки по своей внешности дают правдивый тип -- образ Гарпии...

Многоженство у текинцев разрешается, но более одной жены, много двух, редко можно встретить.

Много красивых, я бы даже сказал, рыцарских черт проявляется у текинца. Он до самозабвения гостеприимен, честен, правдив и болезненно самолюбив. Кроме того, он в высшей степени горд. В его отношениях к русским нет ни тени унижения или подхалимства, столь свойственного сартам.

Да и между богатыми и бедными текинцами не замечается преимущества с одной и раболепства с другой стороны.

Один туземец сказал мне:

"Мы теперь народ без головы, и потому всякий текинец сам себе голова".

Все недоразумения между членами аула ведает народный суд, который руководствуется каулетом (закон о нравственности, издревле установленный, согласно народным обычаям).

Народными судьями выбираются лучшие люди, и решение их бесповоротно.

К религиозным вопросам текинец относится удивительно индифферентно, и постановления шариата для него почти пустой звук. У них даже нет официального духовенства; имам, руководящий намазом, во время намазов не является представителем Аллаха, он только заведует обрядовой стороной моления и, в случае его отсутствия, может быть заменен любым из молящихся, знающим порядок богослужения (молитвословия).

Чтоб узнать текинцев, конечно, недостаточно наблюдать их из окна асхабадской гостиницы, и потому я с радостью и благодарностью принял предложение любезного полковника Ф. Еремеева посетить текинцев в их ауле Каши, верстах в десяти от Асхабада.

И вот, 3-го января 1913 года, в три часа дня, полковник заехал за мной вместе с текинцем-переводчиком. В своем мундире туркменской милиции он так и просился на картину.

Два извозчика-молокана обещали доставить нас в аул и обратно в целости и, заехав за одной русской дамой, г-жой М. мы отправились в путь.

Впереди ехал полковник с переводчиком, а вслед за ним я с нашей спутницей. Скоро мы выехали из города в степь. Растительности кругом почти никакой. Все ближе и ближе придвигались к нам горы, окружающие Асхабад, а у подножия этих гор и лежал большой аул Каши -- цель нашей поездки.

Он состоял из множества довольно просторных и прочно устроенных куполообразных юрт или, как здесь их называют, кибиток, а кругом всего аула тянулась невысокая глиняная стена.

Подъехав ближе, мы услыхали лай собак, и при въезде в самый аул, подверглись свирепому нападению штук 40-50 огромных, невероятно зверского вида псов. Эти большущие, покрытые грязно-белой шерстью сторожа употребляли невероятные усилия, чтобы как-нибудь да растерзать нас и бежали рядом по стене, стараясь прыгнуть в наш экипаж.

Собаки все время неистово лаяли, мы орали на них, спутница наша визжала и, в общем, нельзя было сказать, чтобы наш въезд в аул носил торжественный характер.

Но вот появилось несколько маленьких текинских ребят. К нашему удивлению, они без особого труда разогнали псов и, что поразительнее всего, собаки исчезли на все время нашего пребывания в ауле, так что мы их больше и не видели.

Миновав несколько улиц, мы издали еще заметили массу людей на открытой площадке и подъехали прямо туда.

Оказалось, что это была устроенная нам встреча.

Тут был старшина аула, почетные и богатые старики -- так сказать, сливки общества; а жители победнее, если можно так выразиться, простокваша -- стояли в сторонке, отдельной группой. Кроме того, была масса детей.

Все были одеты по-праздничному.

По свойственной людям подлой привычке втираться в высшее общество мы, выйдя из экипажей, направились сначала к группе "верхних 10000".

Старшина приветствовал нас речью, в которой выразил радость по случаю нашего приезда.