— Ну, я во всякомъ случа радъ, что подождалъ. Я очень утомился, и отдыхъ полезенъ мн. Иногда мн кажется, что я слишкомъ заработался.

— Въ такомъ случа я рада, что вы отдохнули, — сказала миссъ Дрюиттъ, слегка приподнявъ брови въ знакъ изумленія.

— Благодарю васъ, — сказалъ серьезно м-ръ Тредгольдъ. — Я пришелъ поговорить съ капитаномъ относительно столика временъ королевы Анны, который мн случайно удалось открыть. Онъ какъ-разъ подошелъ бы для вашей комнаты. Это — настоящая рдкость.

— Вы очень добры, — сказала миссъ Дрюиттъ холодно, — но въ моей комнат уже нтъ мста для какихъ бы то ни было вещей. Почему вы не оставите его для себя?

— У меня нтъ денегъ. Вы забываете, что, благодаря вашимъ стараніямъ, я проигралъ Чоку цлыхъ два фунта.

Возвратившійся капитанъ обрадовался, заставъ ихъ вмст, и пригласилъ Тредгольда къ чаю, во время котораго произошла забавная сцена. При появленіи Таскера, съ чаемъ капитанъ съ помощью различныхъ знаковъ и подмигиваній старался обратить вниманіе племянницы на полнйшее отсутствіе сходства между Таскеромъ и гостемъ. Въ конц концовъ замтившій эти маневры Тредгольдъ освдомился: не въ саж ли у него носъ?

Уже стемнло, и пришлось зажечь лампу, когда за окномъ вдругъ послышался тонкій голосъ м-ра Чока, который о чемъ-то спорилъ, очевидно, съ медвдемъ, такъ какъ въ отвтъ на его доводы слышалось сердитое ворчаніе. Вслдъ затмъ въ дверь постучали, и явился м-ръ Чокъ въ сопровожденіи сумрачнаго м-ра Стобелля, молча опустившагося въ кресло. М-ръ Чокъ казался сконфуженнымъ.

— Я такъ и думалъ, что найду васъ здсь, — обратился онъ къ Тредгольду.

— Почему? — откликнулся тотъ съ рзкостью, повидимому неоправдываемою обстоятельствами.

— Ну, потому… потому что вы всегда здсь! — попытался тотъ объясниться, за что и былъ вознагражденъ свирпымъ взглядомъ.

— Стобелль хотлъ непремнно повидать васъ, — обернулся м-ръ Чокъ въ капитану, — это все по поводу острова, онъ не можетъ говорить ни о чемъ другомъ…

Капитанъ чуть не застоналъ, а Тредгольдъ попытался, но безуспшно, обмняться взглядомъ съ миссъ Дрюиттъ.

— Онъ интересуется имъ, какъ ребенокъ, котораго повели впервые смотрть пантомиму, — продолжалъ Чокъ, но сразу оскся — такъ свирпо было выраженіе лица Стобелля и его вытаращенные глаза.

— Вы говорили о пантомим,- напомнилъ Тредгольдъ.

— Да, да… Мой другъ просто не можетъ спать по ночамъ, — подхватилъ Чокъ, умоляюще глядя на упорно молчащаго союзника.

— А онъ не пробовалъ, закрывъ глаза, считать овецъ, прыгающихъ черезъ изгородь? — сочувственно посовтовалъ Тредгольдъ.

— И не намренъ пробовать! — вдругъ разразился Стобелль изъ своего угла, но Чокъ поспшилъ заявить, что они — боле, чмъ прежде, — заняты мыслью о путешествіи, и просили бы капитана показать имъ еще разъ «для освженія памяти» набросанную имъ карту. Можно взглянуть на нее?

— Нтъ, — сухо отрзалъ капитанъ.

— Не особенно пріятно отказывать друзьямъ, — заговорилъ онъ мягче, подливая виски въ стаканы гостей, — между тмъ я связанъ словомъ и потому предпочелъ устранить искушеніе…

— Какимъ образомъ? — освдомился м-ръ Чокъ.

— Я сжегъ ее, — отвтилъ капитанъ съ улыбкою.

— Сожгли?! — задохнулся м-ръ Чокъ:- вы сожгли карту?

— Да, вчера поутру, раскуривая трубку, я поднесъ спичку къ «Мысу Сильвіо» и вскор «Одинокая гора» превратилась въ вулканъ!

Онъ громко расхохотался, но смхъ его не нашелъ отклика. Стобелль шумно поставилъ свой стаканъ на столъ и нахмурился.

— Ничего тутъ нтъ смшного! — проворчалъ онъ, — весь городъ могли облагодтельствовать!

— Ну, теперь все равно дла не поправишь, — развелъ руками капитанъ. — Какъ? Вы уже уходите?

— Ухожу, — мрачно проговорилъ Стобелль и, молча простившись, вышелъ изъ коттэджа, съ такою силою захлопнувъ входную дверь, что напугалъ проходившую мимо старушонку.

Посл ухода постителей миссъ Дрюиттъ сидла нкоторое время у себя, поглядывая неблагосклонно на нкоторыя рдкости, пріобртенныя для нея дядею, благодаря навязчивости м-ра Тредгольда; затмъ, вспомнивъ, что она оставила внизу на камин ключъ отъ часовъ, миссъ Дрюиттъ сошла въ пріемную, гд застала капитана нагнувшимся надъ раскрытымъ ящикомъ бюро. Онъ съ несвойственною ему лихорадочною поспшностью перерывалъ бумаги и, очевидно, чего-то не находилъ.

— Пропала! — проговорилъ онъ, пораженный.