Жена тоже не знала ни слова по-английски и, после тяжелых мытарств в поисках работы, предложила ему вернуться в Россию. Продали они свое скромное имущество, и вырученных денег хватило только на возвращение одного человека в Россию. Тщетно Висс пробовал наняться на какой-нибудь пароход, чтобы добраться до Европы, — его всюду преследовала неудача. Ввиду этого он решил, что жена останется пока в Америке, а он приедет в Петербург, добудет денег и вышлет ей на дорогу. По возвращении в Петербург родня встретила его холодно. Он поступил служащим в магазин, но постоянные думы о жене, остававшейся за океаном, не давали ему покоя. Он стал рассеянно относиться к своим служебным обязанностям, и ему незадолго до праздника Рождества отказали от должности. Пошел он после этого за помощью к своему товарищу, некоему Сталовичу.

— Что мне делать? — в отчаянии стал спрашивать Висс.

— Самое лучшее, заниматься какими-нибудь нечистыми делишками, — посоветовал ему товарищ, который сам находился без места. — Хорошо было бы убить одного фабриканта, — продолжал он. — По субботам у него производится расчет служащих, и он имеет тогда много денег.

Висс отверг эту мысль. Вскоре, в поисках должности, он выехал с товарищем в Москву, и в вагоне Сталович сказал ему:

— Ты не годишься мне в товарищи.

— Почему? — спросил Висс.

— Мне нужен человек энергичный, без предрассудков.

— Я бросил уже свои предрассудки. То, что сделало мне человеческое общество, я считаю себя вправе сделать и по отношению к нему, — отвечал Висс.

— Мне нужен хороший сообщник.

— Для какого дела?

— Я был недавно у одной дамы Залесской. Она играет на бирже и имеет массу денег и драгоценностей. Ее можно было бы убить.

Висс наотрез отказался от такого сообщничества, и Сталович начал над ним подсмеиваться. Ведь надо же на что-нибудь решиться; иначе, ожидая свиданья с мужем, жена Висса обзаведется в Америке любовником.

После Висс узнал, что Сталович, за неимением средств к жизни, занимается кражей вещей специально у докторов. Сдружившись с Иогансеном, Висс тоже начал совершать с ним мелкие кражи, чтобы иметь кусок хлеба. Вскоре подвернулся и Марко и начал подговаривать их убить его любовницу-ростовщицу, которой было уже около 60 лет.

— Почему же ты сам не хочешь покончить с ней? — спросил Висс.

— Это опасно. Меня все знают, так как я был ее любовником, — сказал Марко. — Но теперь я много должен ей, и она хочет подать мои векселя ко взысканию.

Висс и Иогансен познакомились с ростовщицей, и Иогансен, по привычке к кражам, унес из ее квартиры муфту. Однако, опасаясь, чтобы это не скомпрометировало их в глазах Щолковой, они поспешили возвратить ей украденную вещь.

По словам Висса, он долго не решался убить ростовщицу, но Иогансен имел на него подавляющее влияние.

Когда в день преступления они находились в квартире Щолковой, Иогансен на глазах ростовщицы бросил жребий, кому покончить с ней.

Монета упала орлом вверх, и он сказал Виссу: «Тебе убивать», — услал прислугу за водкой и сам подал ему топор.

Два раза подходил Висс с топором к старухе и все не решался.

— Поскорее, а то прислуга придет, — торопил его по-немецки Иогансен.

— Не помню, — говорил подсудимый, — как я ударил ростовщицу. Пришел в себя только тогда, когда она вскрикнула: «Ой!» — и свалилась на пол. Все время я находился в странном, лихорадочном состоянии. Покончив с Щолковой, поставил свой топор к стене и тупо стал разглядывать висевшую на стене картину, изображавшую какую-то «грешницу». После я уже действовал совершенно машинально, не отдавая себе отчета.

Другой подсудимый, Бруно Иогансен, многого не признал из рассказа Висса, называя его показания фантазией, и говорил, что он не принимал никакого активного участия в убийстве ростовщицы и ее прислуги.

По его словам, он участвовал только в мелких кражах, но не допускал и мысли убить кого-либо и никакого жребия не метал в квартире Щолковой.

Обвиняемый Марко также отрицал свою виновность и уверял, что он никого не подстрекал убить ростовщицу. Если же он и закладывал иногда краденые вещи, то решительно не знал, каким путем приобретаются они Виссом и его товарищем.

В общем, судя из слов Висса, он скорее был орудием в руках Иогансена, который оказывал на него подавляющее влияние и, как злой гений, играл в преступлении руководящую роль.

Показание Висса было, по-видимому, логическое и, изобилуя массой деталей, первоначально вселяло уверенность в том, что он в момент преступления был совершенно здоров. Допрос первых свидетелей не ослаблял этого впечатления. Но уже при опросе торговца, продавшего топор Виссу и Иогансену, защитник первого, М. С. Маргулиес, показал, на чем он намерен построить свою защиту.