— Кстати, все это было в его баре, — уточнил Миша. — Шампанское закрыто. Коробка конфет в целлофане. Значит, твоя версия отпадает.

— И все же, — сказала Евгения, — я настаиваю на моем варианте. Это леди. Поскольку твой Мокрухтин человек испорченный, он раздевается и ложится в постель. А она включает душ, под шум его на кухне берет нож и возвращается в спальню. Леди обнажена (нож в правой руке за спиной), и она кокетливо говорит: закрой глаза, дорогой. Он закрывает. И когда он их закрывает, она наносит ему удары ножом — один за другим, без перерыва.

Михаил повернул к жене голову и назидательно сказал:

— По заключению судебно-медицинской экспертизы смерть Мокрухтина наступила только после шестого или седьмого удара ножом, когда была повреждена нижняя полая вена. Представляешь, что бы он сделал с твоей леди после первого же удара? И я повторяю тебе еще раз: никаких следов борьбы вокруг нет. А потом ответь: зачем ей стрелять в мертвого?

— Как! В него еще и стреляли? — удивилась Евгения.

— Представь себе, да. Ночью, часов через двенадцать после его смерти. Я же тебе сказал, что пистолет рядом валялся.

Секунду Евгения думала, а потом как ни в чем не бывало продолжила:

— Это ничего не меняет. Потом моя леди идет в ванную, принимает душ, смывает с рук кровь, стирает все отпечатки в квартире, протирает полы на кухне и в ванной, одевается в свою одежду и уходит, закрыв его на ключ. Гуд бай, май лайф, гуд бай! Все!

— А стреляла зачем?

— Честно говоря — не могу понять.

— А мотивы убийства? Просто так пришла и убила?

— Ну, знаешь! — возмутилась Евгения. — Так тебе все и расскажи! Для этого надо знать ее биографию. А ты ее не знаешь. — Евгения помолчала и добавила: — Впрочем, может, достаточно и биографии Мокрухтина. Расскажи мне ее.

— Да что там рассказывать? Омерзительный тип. Полжизни провел в колониях. Теперь бизнесмен. Скольким людям он сломал жизнь, скольких убил — покрыто завесой тайны. Теперь вот убили его.

— Может, правильно, что убили? — спросила Евгения. — А, Миш?

— Вопрос, Женечка, сложный. С одной стороны, может, и правильно, и в глубине души осуждать убийцу трудно. Он сделал для общества благое дело. Как санитар. Но с другой стороны… Знаешь, как уничтожают на корабле крыс? Ловят несколько штук и сажают в клетку. И крысы от голода начинают пожирать друг друга. Остается одна. Людоед. Вернее, крысоед. Ее выпускают. И она поедает всех крыс на корабле. Убийца преступил нравственный закон, и теперь он для общества опасен. Он стал крысой-людоедом. Поэтому надо его найти.

— Какой нравственный закон? — нахмурилась Евгения. — Нравственный закон внутри нас, и, преступая его, человек может убить только себя. А вот преступил ли твой убийца нравственный закон внутри себя, ты этого не знаешь. А может, он как раз этот нравственный закон исполнил? У тебя, Михаил Анатольевич, как у большинства людей, в голове каша. Убийца нарушил УК, это очевидно, но люди пишут законы не для того, чтобы искать истину, — сегодня удобны одни законы, завтра другие, — поэтому-то писаные законы и не являются в полной мере отражением нравственного начала.

— Да о чем ты говоришь?! — вспыхнул Михаил. — Я тебя не понимаю! У него же теперь развязаны руки! Теперь при каждом удобном случае он будет этот закон преступать!

— Только не надо вспоминать про слезинку ребенка, — остановила его Евгения. — Это уже оскомину набило. У нас чуть что — за нее хватаются! Последний аргумент в споре.

Михаил зашипел и вскочил с кровати, как с раскаленной сковородки. Он подбежал к окну и уставился на двурогий месяц.

Евгения молча рассматривала обнаженного мужа.

— Я тебе должна сказать — ты мне нравишься, — прозвучал в ночи ее голос.

— Это не аргумент, — отозвался муж, не оборачиваясь.

Евгения засмеялась:

— Тебе нужен аргумент?

— Пожалуйста. — Михаил повернулся к ней.

— Так вот скажи, дорогой мой муж: что ты сделаешь, будучи, к примеру, десантником с автоматом в руках, если на тебя направлен другой автомат и этот другой автомат находится в руках десятилетнего ребенка? Ситуация для Чечни вполне реальная, ты это видел по телевизору. Так как насчет слезинки ребенка?

Тирада жены его ошеломила. Он молчал.

— Долго думаешь. Ты убит.

На повторном опросе жильцов подъезда настоял следователь прокуратуры Смолянинов. Михаил Анатольевич не мог взять в толк из рапортов оперативников, о чем все-таки говорили свидетели, — какое-то невнятное бормотание о привидениях, перемещениях в пространстве, о стуках. Причем он не только настоял, но и сам напросился участвовать. Поквартирный обход решили начать с пятого этажа. Спускаться всегда легче. Квартира № 40. Как раз над спальней Мокрухтина. Звонок.