Когда кинорежиссер М.А. Ромм снял документальный фильм «Обыкновенный фашизм», по большей части состоящий из трофейной хроники и поражавший зрителя очевидным сходством порядков в гитлеровской Германии и сталинском Советском Союзе, главный идеолог КПСС М.А. Суслов спросил режиссера: «Михаил Александрович, за что вы нас так не любите?»{79}. По свидетельству очевидцев, дочь одного из кремлевских руководителей отозвалась об этом фильме как об «антисоветском».

За время «советско-германской дружбы» — официальное определение характера сложившихся двусторонних отношений после заключения пакта о ненападении и договора о дружбе и границе в августе-сентябре 1939 г., сталинский Советский Союз немало содействовал военным успехам Германии в обмен на геополитические выгоды для себя. По признанию главы советского правительства В.М. Молотова, возможность приступить к проведению захватнических «советских мероприятий» на всем протяжении от Балтийского до Черного моря — от Финляндии до Румынии — была куплена за счет обеспечения Германии на время ее войны в Западной Европе «спокойной уверенности на Востоке»{80}.

Вторая мировая война началась с войны двух тоталитарных государств, Германии и Советского Союза, против Польши, получившей в марте-апреле 1939 г. гарантии безопасности со стороны государств европейского Запада, Англии и Франции. Нападение германских войск на Польшу 1 сентября 1939 г. было согласовано при заключении в Москве за несколько дней до этого пакта о ненападении между Германией и Советским Союзом с его секретным приложением о разделе Польши. Сохранилась географическая карта Польши, заверенная подписью Сталина, с проведенной по ней линией разграничения действий советских и германских войск. Вернувшись в Берлин, министр иностранных дел Германии И. Риббентроп восторженно доложил Гитлеру, что как только германские войска доходят до Варшавы, русские наносят удар по полякам с востока. Повод для удара они придумают сами. После вступления в войну Советского Союза 17 сентября стало совершенно ясно, что советско-германский пакт о ненападении в действительности был пактом войны, а не мира. Пауза, взятая Сталиным перед началом «освободительного похода» Красной армии против Польши, понадобилась, чтобы избежать объявления войны со стороны как Польши, так и Англии и Франции, как это они уже сделали в отношении Германии 3 сентября.

По поводу совместного советско-германского военного разгрома Польши В.М. Молотов даже не пытался сдерживать эмоции. С высокой трибуны он радостно говорил о том, как быстро удалось покончить с независимостью Польши: достаточно было короткого удара «со стороны германской армии, а затем — Красной Армии, чтобы ничего не осталось от этого уродливого детища Версальского договора, жившего за счет угнетения непольских национальностей». В то же время Молотов высмеял провозглашение английским правительством целью войны с Германией «уничтожение гитлеризма», заявив, что «не только бессмысленно, но и преступно вести такую войну, как война за “уничтожение гитлеризма”, прикрываемую фальшивым флагом борьбы за демократию”»{81}.

Впервые положение о «преступности» войны западных стран против нацистской Германии появилось в правительственных «Известиях» 9 октября 1939 г. в статье «Мир или война?», в которой Советский Союз официально поддержал «мирные предложения» Гитлера, призванные закрепить результаты совместной германо-советской военной кампании против Польши. Изучение архивного фонда И.В. Сталина показывает, что это положение внесено в статью после сталинской редактуры.

Правя подготовленный к печати текст, Сталин к словам, что так называемые мирные предложения Гитлера, выдвинутые им в речи в Рейхстаге 6 октября, «могут служить базой для переговоров», добавляет — «реальной и практической». В другом месте он берет в кавычки слова «уничтожение гитлеризма». Еще в одном месте текста продолжил мысль о том, что гитлеризм, как и всякая другая идеология, является внутренним делом государств: «Но затевать войну из-за «уничтожения гитлеризма» — значит допустить в политике преступную глупость». Лозунг борьбы против гитлеризма, по Сталину, «маскирует… иные цели, определяемые стремлением правящих кругов Англии и Франции укрепить свое мировое господство»{82}. В.М. Молотов, выходит, лишь повторил сталинскую формулировку о «преступности» войны демократического Запада против нацистской Германии.

В том же ряду заявление Сталина, сделанное в ноябре 1939 г. по поводу разоблачения в мировой печати его классово-имперских замыслов в «новой империалистической войне». Речь идет о реакции Сталина на сообщение французского информационного агентства Гавас, в котором ему приписывались слова о том, что начавшаяся в Европе «война должна продолжаться как можно дольше, чтобы истощить воюющие стороны». В крайнем раздражении, отвергая французское сообщение как «фальшивку», Сталин разразился бранью по адресу стран Запада. Основной пункт его контробвинений был сформулирован недвусмысленно: «не Германия напала на Францию и Англию, а Франция и Англия напали на Германию, взяв на себя ответственность за нынешнюю войну» {83} . Так западные страны, сперва обвинявшиеся в попустительстве агрессии, затем в провоцировании войны, в конце концов, превратились в агрессоров, напавших на Германию {84} . [13] Обвинить Германию, с которой Советский Союз только что участвовал в разделе Польши, Сталин никак не мог, так как пришлось бы взять на себя долю ответственности за развязанный всеобщий континентальный конфликт.

Сказывался императив начавшейся мировой войны: или с демократиями Запада, или с нацистской Германией. Предвоенные официальные англо-франко-советские и закулисные советско-германские переговоры показали, что Советскому Союзу, учитывая его роль в системе европейских международных отношений, все же придется определиться со своими предпочтениями. Сталин принял ту сторону, которая, как он полагал, поможет реализации его экспансионистских планов. Пришлось борьбу стран Запада, Англии и Франции, за «уничтожение гитлеризма» назвать «преступной глупостью».

Советский Союз с его предельно идеологизированной общественно-политической системой внес не меньшую, чем его капиталистические оппоненты, лепту в двухполюсную модель международных отношений XX века. Идеологическая сущность советской системы, становление которой приходится на годы сталинского правления, когда идеология стала инструментом и власти, и политики, не могла не проявиться особенно зримо в сфере международной, где напрямую сталкивались классовые противники. Если отвлечься от идеократической природы советской системы, нельзя понять роль Советского Союза в международных отношениях как их специфического субъекта, по принципиальным соображениям противопоставляющего себя всем остальным государствам — капиталистическим.

Советская внешняя политика проводилась в раз и навсегда идеологически очерченных концептуальных параметрах. В плане стратегическом она осуществлялась на уровне идей, составляющих целостное мировоззрение — идей, сцепленных классовым началом. Направленная на борьбу с мировым капитализмом, она не ограничивалась политически мотивированными целями, а включала весь комплекс социалистических принципов, на которых зиждилось советское общество. Коммунистическая идеология, напрямую сопряженная с соответствующим видением мира, являла собой реальный контекст международной политики СССР. Будучи классово ориентированной, она вступила в непримиримое противоречие с традиционными (читай: общечеловеческими) идеалами и ценностями.