За два года оккупации, не представляя, что такое фронт, бои, Сергей начал идеализировать армию. Немцев остановили под Москвой, разгромили под Сталинградом, Курском. Солдаты стали казаться Сергею людьми с несгибаемым духом, исполинами.

В совхозном поселке, находившемся в четырех верстах от местечка, Сергей впервые увидел красноармейцев, которые наступали, гнали немцев, шли на Полесье от самого Сталинграда. Погоны на шинелях и гимнастерках у некоторых были оттопырены, измяты, большинство погон и не пришито. Вот такие люди и были, выходит, богатырями.

Радость от встречи была огромная, неподдельная. Первыми в совхоз вступили разведчики, молодые, такого же примерно возраста, как Сергей, парни в новых ватниках, при ремнях, с автоматами. Обнимались, целовались, потом собирались в хатах, чтобы отметить встречу. В тот же день Сергей с товарищами привел разведчиков в партизанский лагерь.

Разведчики — капля в море. Интеллигенция войны. Пожилых пехотинцев, появившихся в совхозе вслед за разведчиками, сдается, мало интересовал тот факт, что они освободили еще один населенный пункт. Видать, много таких совхозов было на их пути.

Пехотинцы, в вымазанных в глине шинелях, как только пришли в совхоз, не спрашивая даже разрешения у командиров, начали окапываться. Позиции выбрали на краю леса. Угрюмо, не торопясь выбрасывали лопатками сероватый подзол и песок на бруствер, закуривали, молчаливо разглядывали окрестность и снова копали.

Такие же солдаты были и в местечке. Когда Сергей переступил порог родного дома, он их застал уже там. Ни матери, ни братьев в хате не было — не вернулись еще, прятались в лесу.

Солдаты сами раскрыли бурт с картошкой и варили ее в котелках, чугунках. Потом натолкли картофельного пюре и ели его с хлебом. Из харчей у них был только хлеб.

Увидев хлопца с винтовкой, с красной полосой на пилотке, солдаты нисколько не удивились. Видать, им приходилось встречать партизан. Пригласили пообедать. Сергей сел за стол, ел картошку с хлебом, а солдаты тем временем рассказывали, что они шли в полесское местечко от самого Сталинграда. О Сталинграде в своих разговорах упоминали часто.

Потом Сергей обходил дворы своих товарищей, попал в другой, противоположный конец местечка. Картина всюду была одна — солдаты ели хлеб, картошку, вовсе не жалуясь на судьбу.

Сергей обменял свою винтовку на автомат — хотелось пофорсить перед местечковыми девчатами. Какой-то щупленький ездовой отдал ему автомат и взял винтовку с большой охотой, но потом едва не случилась беда. Пользоваться как следует автоматом Сергей не умел и в одной хате, переводя переключатель с очереди на одиночные выстрелы, неожиданно выстрелил. Пуля отбила кусочек штукатурки над головой солдата, сидевшего за столом. Тот аж побелел.

— Ты стрелял когда-нибудь? — выкрикнул он.

— Стрелял, — сдерживая волнение, сказал Сергей. — Простите. Нечаянно вышло.

Сергей хотел попасть в армию, чтобы самому пройти через войну, перенести то же, что и солдаты, которые освободили его местечко и окрестные деревни. Много их он увидел той осенью и в начале зимы. Меняясь через день-два, они жили в его доме — артиллеристы, пехотинцы. Некоторые даже адрес взяли, чтобы переписываться. Была такая потребность у тех солдат — писать и получать письма от людей, которых они встретили на своем пути.

Фронт пролегал километрах в двадцати — тридцати от местечка, как раз в тех местах, где Сергей партизанил. Зима стояла сырая — лужи, грязь. Солдаты, которых отводили на отдых, были почти все простужены; надрывая от натуги легкие, они кашляли, хрипели, стонали во сне.

Сергей мечтал пройти через то же, через что прошли эти солдаты; в противном случае он бы сам себя не уважал, что-то в его душе надломилось бы. Только надев шинель, идя солдатскими дорогами, он обретал право петь военные песни, которых столько за войну народилось и которых он не знал, пока жил в оккупации. Он любил эти песни — «Синий платочек», «Землянку» и некоторые другие.

Прокопчик пришивает подворотничок. Вообще он очень опрятный, аккуратный, внимательно следит за своей внешностью. Даже кругленькое зеркальце носит в кармане, время от времени в него поглядывая. Красавцем Николая не назовешь: чернявое лицо, темные глаза, большой нос, который от холода становится синеватым. Что-то симпатичное в лице у Николая есть, так же как и в его щупловатой фигуре. Из всех местечковых хлопцев, которые едут в эшелоне, наибольший успех у девчат имел Николай. Если остальные стояли с девчиной где-нибудь в укромном месте, держа ее за руку, или, в лучшем случае, сидели на лавочке и несколько раз поцеловались, то про Николая доподлинно известно, что он к девчатам даже домой ходил.

Объяснить толком, почему прекрасный пол так неравнодушен к Николаю, невозможно. В школе Прокопчик учился посредственно, не отличается он также остроумием или другими выдающимися качествами. И все же девчата к нему льнут. Почему? Это остается загадкой. Николай, в отличие от других парней, никогда не говорит с девчатами о серьезном, а если и говорит, то старается все перевести на смешное. Он вообще всегда подчеркивает оборотную, смешную сторону вещей и явлений. И не притворяется, а именно так смотрит на мир.