Подкрепившись, Сергей отправляется искать товарищей. Что выгружали Василь Лебедь и Николай Прокопчик, Сергей не знает. Может, консервы, муку. Но это его больше не волнует. Что бы ни случилось — клянчить харч он не станет. Обойдется собственными запасами. Время от времени Сергей засовывает руку в карман и ощупывает жестянку с кашей. Она как бы согревает его всего.

Василь и Николай ночевали в неприметном окраинном домике. Вид у них унылый. Выгружали дрова, запачкали шинели. Теперь чистятся, оттирают грязь.

В домишке народу изрядно, но Сергей кидает в угол свой вещмешок. С товарищами не след расставаться.

Николай Прокопчик толкает Сергея в бок, показывает на стенку:

— Погляди:

Сергей глазам своим не верит: две стены и дощатая перегородка от пола до потолка оклеены немецкими газетами. Видать, немалый туз тут квартировал. Простой солдат не мог получать «Фелькишер беобахтер», «Дас Райх», «Берлинер цайтунг» и другие фашистские газеты. Сергей умеет читать по-немецки и словарем почти не пользуется. Были до войны три хлопца в местечке, которые, не полагаясь на школьные знания, самостоятельно изучали немецкий язык. Собирались поступать в институт. Среди них — Сергей.

Двое были старше Сергея, они еще в сорок первом пошли на войну. Никаких известий от них нет. Видать, погибли.

— Культурный немец тут стоял, — усмехается Николай. — Другие воевали, а он газеты читал.

Сергей словно переносится в другое время. Газеты за сорок второй год — и аж в глазах пестрит от заголовков, набранных большими красными буквами. «Гигантская победа на Волге», «Дни волжской твердыни сочтены», «Агония большевистской цитадели» — этак фашисты про Сталинград писали.

Тяжело было в сорок втором в местечке. Фашисты лютовали. Тогда расстреляли одного из товарищей Сергея по подпольной группе. Сергей в тюрьме сидел. Но даже не это было главным. Невыносимо было от мысли, что фашисты идут вперед, побеждают... Двух лет не прошло, а положение в корне изменилось...

Возможно, такими вот газетами обклеены стены дома где-нибудь в Германии. Что думает немецкий обыватель сегодня, читая такие заголовки?..

В комнату заскакивает Костя Титок. С ходу кричит:

— Вы что сидите? Царство божие так можно проворонить! Кто паек пойдет получать?

— По сегодняшний день НЗ...

— Списано НЗ. Дают с сегодняшнего дня. На два дня.

В соседнем дворике, на разостланных палатках, высится горка хлебных буханок, лежит несколько кусков шпика с синими печатями на шкуре. И очередь стоит — паек выдается на десять человек сразу. Делит его незнакомый, немолодой уже старшина. Николай бросается подбирать команду — местечковцев даже больше, чем десять, но некоторые успели свою долю получить...

Жить можно. В вещмешке у Сергея снова более полбуханки хлеба, приличный кусок сала, в отдельной бумажке сахар, соль. И папирос дали по двадцать штук. В запасном полку табаком не обеспечивали. Третьей категорией он не предусмотрен.

В обед всей артелью молодые солдаты отправляются на Волгу, набирают в котелки воду, готовят чай.

Немного человеку надо для бодрости. У Сергея полбуханки хлеба, и совсем по-другому смотрит он на мир. Немного непривычно видеть знакомых хлопцев из местечка в военной форме. Тем более что не всем она идет. У Сергея шинель хорошая, теплая, а штаны маловаты. Икры чересчур выпирают. Ботинок Сергей вообще не взял. На нем еще те, в которых он прибыл в запасной полк. Ему нужен сорок четвертый размер, а такого нет.

У низкорослого щупловатого Адама шинель до пят, полы по земле волочатся. Петр Герасимович так натянул на голову пилотку, что даже свои кирпатые уши под ней спрятал. Он и на солдата не похож: торчит из шинели посиневшее, замерзшее, узкое, как у хорька, личико. Высокий, длинноногий Костя Русакович вышагивает в своей на диво короткой шинели, словно аист.

— Команда короля Гороха, — поддразнивает Костя Титок. — Герасимовича и Русаковича можно в почетный караул ставить.

Веселый, солнечный день. Никто не вызывает солдат, не посылает на работу. Словно не в армии они, а в доме отдыха.

Назавтра — неприятность. С утра в комнату заходит старшина, деливший паек. Переминаясь с ноги на ногу, заявляет:

— Вот что, братья славяне. Нехорошо получается. Разместили вас как людей. Навстречу пошли. А у вас такие дела.

— Какие дела? — спрашивает Мелешка.

— Хозяйка начальнику пожаловалась. Хромовые сапоги у нее украли. Совсем новые, говорит, были. Лучше отдайте. Могут раздуть дело.

Бойцы — все без исключения молодые, с чистыми, открытыми лицами — удивленно переглядываются.

— Ищите! — кричит Мелешка. — Если кто взял, пусть отдаст.

Что-то недоброе делается: бойцы вытаскивают из углов вещмешки, бросают на середину комнаты — ищите!

Мешки у всех почти пустые — полбуханки хлеба, портянки, какие-нибудь мелочи. Даже не развязывая мешка, можно сказать, что сапог в них нет.

Старшина чувствует себя неловко:

— Сходите к замполиту. Ему баба нажаловалась.

Когда старшина выходит, в комнате воцаряется тишина.

— Мы друг друга знаем, — говорит Мелешка. — Из одного полка. Всякое бывает. Если кто взял, лучше, хлопцы, вернуть.