Мурад обескуражен. А ведь он так доходчиво объяснил свой замысел.

И тут он совершает нечто невероятное. Честное слово, это просто поразительный парень: он кладет свой «узи» на пол и подходит к заложникам. Берет мадам Камберлин за плечи, уставясь в пол, как будто следуя невидимым знакам, нанесенным на ковер. Можно подумать, прилежный ученик, разучивающий танго и пригласивший мадам Камберлин, чтобы повторить пройденное. Он сдвигает ее на метр и говорит: «Тут». Он так поглощен своей задачей, что ему и в голову не приходит, что заложники могут этим воспользоваться, кинуться за его автоматом, схватить, напасть. Мадемуазель Тран, напряженная, как струна, делает шаг к оружию… У меня словно ледышка проскользнула по позвоночнику. Но Мурад как раз оборачивается. По-прежнему занятый своим делом, он берет за плечи мсье Ренара и пристраивает его чуть подальше, потом приходит черед мадемуазель Тран, мсье Люсея, мсье Гено и мсье Кузена. Заложники располагаются широким полукругом, спина к спине. Между ними расстояние около метра. Ни один не стоит лицом к двери.

– Садитесь.

После чего Мурад подбирает свое оружие.

– Вот так хорошо, – бросает он удовлетворенным тоном. – И поворачивается к объективу, как будто камера должна поздравить его с великолепным маневром.

Затем заложники слышат, как открывается и закрывается дверь.

Воцаряется тишина. Проходит две-три минуты.

Наконец мадемуазель Тран осмеливается бросить взгляд в сторону.

– Он вышел, – говорит она почти беззвучно.

– У меня… у меня телефон…

Все поворачиваются к нему.

Мсье Ренар бросает взгляд на остальных. Лицо у него очень белое. Он несколько раз сглатывает слюну.

– Это моей жены, я про него забыл… – говорит он оторопело.

Засовывает руку в один из внутренних карманов и достает мобильник, очень маленький.

– Я… Они не заметили…

Он недоверчиво разглядывает сотовый, лежащий у него на ладони.

Новость производит эффект бомбы.

– Вы нас всех убьете, идиот! – кричит мсье Гено, совершенно вне себя.

– Успокойся, – пытается вмешаться мадам Камберлин.

С ошеломленным видом мсье Ренар переводит взгляд со своего телефона на окружающих.

– Они нас видят, – приглушенным голосом добавляет мсье Люсей, почти не шевеля губами.

Чуть заметным движением подбородка он указывает в угол комнаты, где под потолком установлена маленькая черная камера. Каждый поворачивает голову к потолку, кто направо, кто налево.

– Если там мигает красным, значит она не работает, – уверенно заявляет мадемуазель Тран.

– Нельзя быть уверенным, – возражает мсье Люсей.

– Можно! Когда она работает, то горит зеленый, а когда красный, значит она отключена, – парирует мадемуазель Тран.

В том, как она говорит, чувствуется не просто раздражение – это уже похоже на ненависть.

– Эти камеры, – прерывает мадам Камберлин, – не передают звук. Они не могут нас слышать.

Только мсье Кузен ничего не говорит. Он по-прежнему стоит выпрямившись, словно аршин проглотил. Трупная окоченелость. Несгибаемый.

– Ну ладно, так что мне делать? – спрашивает мсье Ренар.

У него идеально дрожащий голос. Замечательно играет свою роль. После печального выступления Мурада я просто душой отдыхаю.

– Нужно вызвать копов, – говорит мадам Камберлин, пытаясь придать себе уверенности.

– Нужно его отдать им! – взвывает мсье Гено.

– Заткнись, бога ради!

Все поворачиваются к мадемуазель Тран. Она испепеляет взглядом мсье Гено:

– Не хочешь мозгами пошевелить, кретин несчастный?

Она поворачивается к мсье Ренару.

– Кинь его мне, – говорит она, протягивая руку.

Пора мне вмешаться. Я выдыхаю в микрофон:

– Мурад, быстро вернись к заложникам!

Слышу, как парень несется по коридору…

Мсье Ренар кладет мобильник на пол и готовится его толкнуть, как шайбу по льду. Он несколько раз трет его об пол, стараясь сосредоточиться, и наконец делает бросок. Телефон, крутясь как волчок, скользит по полу по направлению к мадемуазель Тран, но траектория оказывается неудачной.

На экране видно, как Мурад открывает дверь ровно в тот момент, когда мобильник заканчивает свое долгое скольжение рядом с мсье Гено. Застигнутый врасплох, тот судорожно запихивает его в правый рукав и принимает нарочито расслабленную позу, как если б он и на йоту не сдвинулся с момента ухода их тюремщика.

Прямо передо мной мсье Деламбр бешено строчит заметки, и на тот момент мне это кажется скорее добрым знаком. Возможно, все его поведение вначале объяснялось простым возбуждением перед стартом. Сейчас он сосредоточенно трудится. Мадемуазель Риве, со своей стороны, тоже делает записи.