– Ну… с чего начать?

– Лучше со своего отца, – ответил Грец. – Чего там этот упрямый болван опять натворил?

Ни живодер, ни Магдалена не заметили, что снаружи их подслушивали. Услышав достаточно, лазутчик бесшумно скрылся в кустах боярышника.

Симон поднялся на третий этаж и вошел в господские покои монастыря. Сердце бешено колотилось.

Полчаса назад Якоб Шреефогль вернулся в лазарет и сообщил, что состояние графского сына резко ухудшилось. Лекарь осмотрел кое-кого из больных, после чего поспешил в монастырь – не забыв при этом настрого наказать Шреефоглю, чтобы тот не спускал глаз с раненого наставника. Советник удивленно кивнул и склонился с мокрой тряпкой над Лаврентием, чтобы смочить его ожоги.

Шагнув теперь в комнату больного, Симон сразу понял, что подоспел вовремя. Мальчик был бледен, как покойник, и метался во сне из стороны в сторону. Лекарь пощупал его раскаленный лоб, проверил пульс: сердце стучало, словно взбесившийся часовой механизм. На краю кровати сидели граф и его молодая жена. Она, по всей видимости, недавно плакала: глаза у нее раскраснелись. Чтобы навестить тяжелобольного сына, она оделась в плотно прилегающее шелковое платье с меховой оторочкой, что, по мнению Симона, явно было неуместно в такой ситуации. По примеру мужа графиня питала любовь к огромным количест-вам духов.

– Господи, да сделай же ты что-нибудь! – крикнула она на Симона, все еще занятого пульсом ребенка. – Дай ему лекарство или хоть кровь пусти! За руку сына держать я и сама могу, и врач мне для этого не нужен!

– Ваше сиятельство, я слушаю сердце мальчика, – попытался успокоить лекарь сердитую женщину.

– Через руку? Это как же так?

– Жозефина, не мешай ему работать, – пригрозил граф. – Мне порекомендовал его один из советников Шонгау.

– Этот толстяк, с которым ты торговался?

– Нет, другой. Во всяком случае, впечатление он произвел приятное. Думаю, цирюльник знает толк в своей работе. Возможно, даже лучше наших ученых дармоедов в Мюнхене. – Вартенберг окинул Симона грозным взглядом. – Кроме того, он знает, что его ждет в случае неудачи…

Графиня потерла заплаканные глаза.

– Ты… ты прав, Леопольд, – вздохнула она. – Просто… это бездействие, оно с ума меня сводит.

Симон покосился на женщину и усомнился в наличии у нее хоть какого-то разума.

– Ну и?.. – властно спросил Вартенберг. – Есть еще надежда, цирюльник? Говори честно, прошу тебя.

«Шансы у вашего сына настолько низкие, что молитвы в церкви будет явно недостаточно, – с отчаянием подумал Симон. – Но этого я вам говорить точно не стану, иначе вы тут же за веревкой отправитесь».

– Сейчас в первую очередь нужно сбить жар, – сказал он вместо этого. – Пару дней назад я нашел в монастырской аптеке иезуитов порошок. Средство это очень редкое и дорогое. Дам его вашему сыну.

– Иезуитов порошок? – в ужасе спросила графиня. – Это что еще за дьявольское снадобье?

– Это кора с дерева, растущего на востоке Индии, ваше сиятельство. Там с его помощью вылечили от лихорадки графиню, и вашему сыну он тоже поможет.

– Графиню? – Женщина покусала накрашенные губы. – Ну ладно, тогда давай, лечи его этим… средством.

Симон вынул из сумки горшочек с невзрачным желтым порошком, осторожно насыпал его в пробирку, разбавил вином и влил мальчику в рот. Он даже рад был, что позабыл про снадобье и не истратил его за эти дни. Теперь лекарству нашлось применение: крошечной порции как раз должно было хватить для ребенка.

– С Божьей помощью лихорадка должна теперь отступить, – сказал Симон, когда пробирка наконец опустела, и торопливо закрыл сумку. – Теперь остается только ждать и молиться, чтобы вашему сыну хватило сил самому справиться с болезнью.

– Молиться, постоянно молиться… – Графиня подняла руки к потолку. – Тут по всей округе все только и делают, что молятся, а мой Мартин все равно умирает!

– Закрой рот, Жозефина! – прошипел Вартенберг. – Не богохульствуй!

– Да хоть бы и так! Говорила я тебе, что не нужно нам ехать в эту дыру. И ключ мог бы кто-нибудь другой привезти. Господи, ну почему именно тебе курфюрст велел…

– Проклятие, заткнись, я сказал!

Граф явно не собирался так повышать голос. Симон буквально чувствовал, что от него что-то скрывают.

Леопольд фон Вартенберг злобно зыркнул на лекаря.

– Что-то еще? – спросил он резко.

– Э… да, вот еще что спросить хотел, – сказал Симон, чтобы направить разговор в другое русло. – Ваш сын делал что-нибудь такое, чего обычно не делает? Может, он что-нибудь съел или выпил? Что-то такое, что могло бы вызвать болезнь.

Граф отвлекся от своих подозрений и задумался ненадолго. Наконец ответил:

– Вообще-то нет. У нас свой повар, и он готовит нам в монастырской кухне… – Внезапно он что-то вспомнил. – Хотя пару дней назад мы ужинали в местной таверне, потому что повар отправился в Хершинг за свежей рыбой. Еда была простая, но и жратвой не назовешь. Нам подали маринованную баранину с клецками и тушеной свеклой. Было довольно вкусно, хоть и жестковато.