Шаги в коридоре затихли прямо перед дверью в кабинет. Симон перекрестился, вылез на карниз, прикрыл за собой окно и продвинулся немного правее, чтобы из кабинета его никто не увидел. Как раз вовремя: в следующее мгновение дверь скрипнула, и в комнату кто-то вошел.

«Лишь бы граф не заметил, что окно всего лишь прикрыто! – пронеслось в голове у Симона. – Если он его закроет, мне останется только спрыгнуть или вежливо постучаться и попроситься на виселицу».

Он услышал, как внутри подвинули стул.

Садится! Граф садится! Пресвятая Дева Мария, лишь бы он не задремал! Так долго я тут не продержусь!

Симон старался не смотреть вниз, но краем глаза все-таки видел, как земля в десяти шагах под ним постепенно начинает раскачиваться. В глазах потемнело, ноги стали как деревянные, и невидимая сила словно тянула его в пропасть.

Наконец, когда лекарь уже потерял всякую надежду, в кабинете с шумом подвинули стул. Дверь со скрипом отворилась и снова захлопнулась.

Симон подождал несколько секунд, после чего осторожно придвинулся к окну. Он наклонился и заглянул в комнату, потом подтолкнул створку, и та бесшумно подалась внутрь. Лекарь на цыпочках влез обратно в кабинет и запер за собой окно. Сюртук вымок насквозь, паркет под ватными ногами казался глубоким болотом.

Симон трижды глубоко вдохнул, затем бесшумно прокрался к двери, прислушался и выскользнул в пустой коридор. Вскоре он уже проковылял мимо часовых у дверей и при этом едва не свалился с лестницы.

– Все… все в порядке! – просипел он, стараясь придать голосу человеческое звучание. – Просто устал немного. И помолимся за маленького графа. Храни вас Господь!

– Видал, какой он бледный был, этот цирюльник? – пробормотал один из стражников, когда Симон спустился этажом ниже. – По-моему, от мальчонки заразился.

– Знахарь, будь он неладен! – прошипел его напарник. – На что угодно готов поспорить, что граф его скоро повесит. Если он прежде от этой лихорадки сам не помрет… – Он усердно почесал у себя между ног. – Скорей бы уже съехать с этой дырени.

Симон шагнул на внутренний двор и оглянулся на карниз, на котором стоял еще пару минут назад. От его вида у лекаря снова закружилась голова. Погруженный в раздумья, он вышел за ворота, отделявшие двор от улочек перед монастырем, и его тут же подхватил нескончаемый поток шумных паломников.

В голове у лекаря все перемешалось, и виной тому был не только пережитый на карнизе ужас. Что это за карта лежала на столе у графа? Уж не ее ли потерял библиотекарь? Карта, указывающая путь в подземный тайник монахов? И что означало то странное указание на врата в подземелье?

Чем больше Симон думал об этом, тем крепче убеждался в том, что Леопольд фон Вартенберг был как-то связан со странными событиями в монастыре. Графу зачем-то понадобились реликвии, и отправил его сюда с каким-то секретным поручением сам курфюрст. Кроме того, он раздобыл план, который, судя по всему, указывал подземные ходы старой крепости. Те самые, по которым бродил голем и где едва не погиб женоподобный наставник.

Симон проталкивался между паломниками, чтобы быстрее дойти до лазарета, где лежала, помимо всего прочего, Андексская хроника. В редкие свободные минуты он то и дело брался за книжку. Теперь ее непременно нужно было дочитать до конца! Быть может, так он узнает, что разыскивал Вартенберг. А что, если граф в итоге и окажется колдуном?

Когда Симон вошел в пропахший мочой и нечистотами лазарет, Шреефогль встретил его грустным взглядом. Сюртук его покрыт был грязью и потом, напряжение последних дней оставило на советнике свой след.

– У нас тут еще один умерший, – тихо произнес патриций.

У Симона замерло сердце.

– Уж не брат ли Лаврентий?

Советник покачал головой.

– Один из наших каменщиков. Андре Лош. Помилуй Господи его душу! – Он тяжело вздохнул. – Поверить не могу. Андре ведь богатырем был! Еще пару дней назад он радостно кутил с остальными в таверне, и вдруг…

– Постойте! – перебил его Симон. – В таверне, говорите?

Шреефогль кивнул:

– Именно так. Вместе с братьями Тванглер. Все трое потом слегли с лихорадкой. Вот только Андре пришлось хуже всего.

Симон вдруг вспомнил, что его так насторожило при разговоре с графом. Вартенберг говорил, что они с семьей ужинали в монастырской таверне.

Только теперь лекарь осознал, что и другие больные ели там же. И не только Андре, маленький Мартин и братья Тванглер… В таверне, вероятно, останавливались многие из состоятельных паломников, и Симон заметил также, что болели прежде всего те, кто мог позволить себе поесть в трактире.