– Ты пережил Брайтенфельд, – прорычал Куизль, – переживешь и это. Нас, палачей, крестил сам дьявол, и чтобы отправить нас в ад, нужно что-нибудь посерьезнее этого балагана.

Затем он рассказал Непомуку о пропаже облаток из сокровищницы и там же подслушанном разговоре. Аптекарь слушал с разинутым ртом.

– Если у судьи есть хоть капля мозгов, он поймет, что между убийствами и кражей существует какая-то связь, – продолжал палач. – А ты не мог украсть эти облатки. Иначе тебе пришлось бы вылететь сквозь решетку.

Непомук угрюмо кивнул.

– Именно так все скажут.

Повисло молчание, и лишь мухи да шепот солдат в коридоре нарушали тишину. Оба понимали, что Непомук прав. Им самим слишком часто приходилось убеждаться, что логика и здравый смысл в судах над колдунами теряли всякий смысл.

– Якоб, пойми, – прошептал аптекарь. – Это не война, тут все хуже. На войне правит жестокость. Но вера, она как бешеный бык: стоит только отпустить, и уже не остановишь.

Снова воцарилось молчание. Затем Куизль со злостью врезал по одной из корзин; раздался такой грохот, что солдаты за дверью на время притихли.

– Плевать. Тебе нужно терпеть, слышишь? – прошипел палач, убедившись, что караульные ничего не заподозрили. – Хотя бы пару дней! Сначала тебе только покажут орудия пыток, а потом будут постепенно наращивать обороты. Ты сам знаешь, как все происходит. Не признавайся ни в коем случае! Если признаешься, то все пропало!

Непомук отчаянно рассмеялся:

– И как же ты меня оттуда вытащишь? Колдовать будешь?

– Чепуха! Я разыщу для судьи настоящего ведьмака. Но для этого мне нужно еще кое-что прояснить. И ты можешь мне в этом помочь.

И без того выпученные глаза монаха стали еще больше.

– Так ты знаешь, кто этот колдун? – просипел он.

– Пока я догадываюсь, кто украл облатки…

Куизль усадил друга на один из ящиков у стены, сел рядом с ним и рассказал в двух словах о том, что сумел выяснить. Когда он закончил, Непомук задумчиво кивнул и прошептал:

– Это… невероятно. Хотя можно предположить и такое… И что же я могу для тебя сделать?

Палач понизил голос и озвучил свою просьбу. И очень вовремя – снаружи уже поскрипывала телега с деревянным ящиком.

Немногим позднее Куизль поднялся в полумраке подвала и снова посмотрел Непомуку в глаза.

– Держись, – прошептал он. – Все будет хорошо. Dum spiro spero. Пока дышу, надеюсь. – Палач смущенно улыбнулся. – В Шонгау так иногда писали на стенах приговоренные к казни. Меткие слова, хотя толку от них обычно никакого. Будем молиться, чтобы хоть в этот раз им нашлось подтверждение.

Палач развернулся и постучал в запертую дверь.

– Эй, снаружи! – крикнул он властно. – Допрос окончен. Можете открывать!

Бригадир сдвинул засов и распахнул дверь, при этом он старался встать так, чтобы родимое пятно не бросалось в глаза палачу. Другие солдаты тоже держались немного позади. Видимо, у каждого из них имелась на теле какая-нибудь необычная родинка.

– Господь да озарит тернистый путь наш, – проворчал Куизль и перекрестился. – В Вайльхайме допрос придется продолжить. Но впечатление такое, что тут, к сожалению, не обошлось без колдовства. Быть может, все хуже, чем мы предполагали.

Он заговорщицки наклонился к бригадиру.

– Дьявол нередко принимает обличье монахов. Монахов или солдат, знали вы об этом?

И, расправив плечи, мнимый инквизитор стремительно зашагал прочь, а к сыроварне с шумом подкатил обоз из Вайльхайма. Солдаты неторопливо слезли с повозки и направились к трактиру, выпить по заслуженной кружке пива. Похоже, с перевозкой заключенного не слишком-то и торопились: как это – отправляться в путь, не утолив перед этим жажду? Никто из стражников не обратил внимания на высокого монаха, молча прошедшего мимо них.

За первым же поворотом Куизль стянул с себя рясу и, точно одержимый, бросился в Эрлинг, к дому живодера. Он уже придумал, как изобличить вора; его предположение оказалось верным. Теперь осталось только заманить негодяя в ловушку.

– У тебя есть бумага и чернила? – спросил Якоб у родича, с трудом переводя дыхание.

Михаэль как раз стаскивал с телеги мертвого теленка. Он оскалился и кивнул на зловонный труп:

– Если подождешь пару недель, получишь от меня тончайший пергамент. Тебе повезло! Я как раз…