– Светлые? – спросила Джослин. – Сыновья Джейдона?

– Да... – улыбка Колетт была терпеливой, – есть два вида вампиров, Джослин, и они оба произошли от очень сильной линии магических существ – не просто людей. Светлые – потомки Джейдона… – ее голос внезапно затих. – Я полагаю, тебе пришлось увидеть одного из Темных вчера вечером, потомка Джегера.

Джослин задрожала.

– Существо в зале. Натаниэль сказал тебе об этом?

Колетт кивнула.

– Он хотел, чтобы мы говорили свободно, – она рассеянно смахнула несколько крупиц сахара с барной стойки в свою открытую ладонь и сбросила их на поднос.

– Вампир, которого ты видела, Валентайн Нистор, – она поежилась. – Поверь мне, нет ничего хорошего в таких как он. Он, определенно, монстр.

Джослин кивнула. Тут не требовалось аргументов.

– Что он сделал с той бедной женщиной… – она положила руки на живот. – Почему ребенок прорвался из ее тела вот так? Она ведь была похожа на человека.

Колетт потерла руки, будто ей вдруг стало холодно.

– Я никогда не видела ритуал Темных. На самом деле я думаю, что ты первая, кто когда-либо его видел... так что, возможно, тебе будет лучше спросить Натаниэля, – она вздохнула. – Но я знаю одно: Темные больше похожи на рептилий, чем на людей, они генетически воспроизводят свое собственное потомство. Другими словами, они не требуют от женщин создавать жизнь, они просто используют их, чтобы поддерживать ее.

– Используют? – Джослин побледнела. – Ты имеешь в виду, как инкубатор?

Колетт кивнула.

– Именно. Просто теплое место, в котором может расти ребенок, – она беспокойно поерзала на стуле. – Из того что я слышала, они относятся к телу женщины, как к оболочке... из которой они вылупляются... как из яйца, – она вздрогнула. – Матерь Божья, наверно, это было ужасное зрелище.

Джослин не ответила – не нашла слов; и Колетт, по-видимому, понимала ее. Болезненная тишина повисла между ними, казалось, на целую вечность, прежде чем Джослин, наконец, заговорила снова.

– Тогда расскажи мне, как ты встретила Кристоса, – ей было необходимо оставаться сосредоточенной.

Колетт вздохнула.

– Я встретила Кристоса в Лунной Долине. Он был нашим гидом во время поездки вдоль реки, – ее глаза загорелись. – Я не буду врать, я подумала, что он самый сексуальный из всех, кого я когда-либо встречала, и, честно говоря, до сих пор так думаю, – она отвернулась и покраснела.

Джослин подумала о Натаниэле: его великолепных чертах и крепком теле.

– Да, они, безусловно... великолепны, – само это признание раздражало ее. – Но вряд ли дело только в этом.

– Верно, – Колетт кивнула, оставив ностальгию, вспыхнула понимающей улыбкой и вернулась к своей истории. – В последнюю ночь нашего путешествия мы допоздна заговорились у костра. И ты можешь себе представить, как я испугалась, когда увидела, что небо изменилось в такую прекрасную ночь.

– Как вчера? – спросила Джослин.

– Именно... черное небо, кровавая луна... все остальное. Только созвездие Кристоса – Ящерица.

Колетт протянула свое запястье, и Джослин наклонилась вперед, чтобы рассмотреть странную картину зигзагообразных линий и мистических знаков, которые преобразовывались в форму ящерицы. Она взглянула на собственное запястье, впервые изучая его внимательно.

– Что означают эти знаки?

Колетт протянула руку и провела пальцем по руке Джослин.

– То, что за сотни лет ты единственная из миллионов людей, избранная для Натаниэля, – она наклонилась вперед. – Ты знаешь, самым трудным для меня было осознать одно: божественность всего этого. Понять, что Кристос не выбирал свою судьбу, как и я. Просто так случилось. И так как он не был виноват в произошедшем, то не мог ничего отменить, – она положила локти на бар. – Если ты позволишь дать тебе совет, Джослин, то не осуждай Натаниэля за то, что с тобой происходит. Так будет проще. Он виноват не больше, чем ты. И правда заключается в том, что это происходит и с ним тоже. И ему, наверное, тоже страшно... хотя он никогда этого не покажет.

Джослин откинулась на спинку стула, внимательно обдумывая слова Колетт. Где-то глубоко внутри она понимала их правдивость. Где-то еще глубже чувствовала Натаниэля, будто он уже был ее частью. Сила страсти в его пронзительном темном взгляде, и пламя, что разгоралось от его прикосновений. Все это было просто... слишком...

Ошеломляющим.

– Что если я не хочу этого, Колетт? – прошептала она. – Что если я не хочу его?

Колетт успокаивающе покачала головой.

– Но ты захочешь, Джослин, – она посмотрела ей в глаза. – Я знаю, мои слова прозвучат как абсурд, но эти знаки на запястье скажут тебе больше, чем я. Смотри, ты можешь себе представить рыб, спрашивающих: «Что если мне не нравится вода?» Или птиц, говорящих: «Что если я не хочу летать?»

Джослин нахмурилась.

– Ты понимаешь, о чем я, не так ли? – Колетт мягко вновь перевернула запястье Джослин и указала на Кассиопею. – Ты не должна спрашивать... или пробовать... быть той, кто ты есть, Джослин. Как ты можешь быть кем-нибудь еще?

Джослин глубоко вздохнула.

– Может быть, Колетт, может быть, но я все еще должна знать… – она заставила себя произнести эти слова. – Что будет со мной? Что будет с ним? Если я не захочу этого. Скажи мне правду, Колетт, что если я откажусь?