Шрифт:
– Третьего дня, в Казанском соборе, мне показалось, что вы смотрите со спокойной душой на трудности в военном положении.
Горемыкин ответил слабым голосом и тоже вроде бы в шутку:
– Что же вы хотите… Я так стар. Уж так давно следовало бы положить меня в гроб. Я говорил это императору на днях. Но его величеству не было угодно меня выслушать… Может быть, наконец, лучше, чтобы это было так. В моем возрасте не стремятся менять более чем нужно порядок вещей…
Есть ли смысл винить людей в их пессимизме? С тех пор, как разразилась эта война, уже великое множество раз события противоречили самым разумным расчетам и опровергали самые мудрые предвидения. Теперь никто не осмеливается брать на себя роль пророка. Прогнозы делают лишь в пределах ближайших перспектив и непосредственных возможностей. Германия глубоко заблуждалась, полагая, что война будет скоротечной. Вместе с ней заблуждались и другие.
Теперь всем стало ясно, что борьба будет очень долгой, очень упорной и окончательная победа достанется наиболее стойкому. Нынешняя война не чета всем прошлым войнам, вместе взятым. Она будет идти не на жизнь, а на смерть, до полнейшего истощения. Пока не кончатся пищевые запасы, не иссякнут орудия производства, человеческие ресурсы и моральные силы. Кто сохранит последние крохи, когда у прочих не останется вообще ничего, тот и получит свой шанс, быть может, в последний час войны.
– Мать честная, ну и студено же нонче! – В блиндаж ввалился Антон Быковский.
Не снимая шинели, присел у жаркой железной печки, внутри которой утробно гудело пламя, и протянул к ней озябшие руки.
– Веселее лопатой надо было махать, – поддел его вошедший следом Петр Сорока. – Не токма не продрог бы, еще б и упарился.
– Вот сам бы и пробовал в стылой земле колупаться. Чего за кайло ухватился? Знай себе долбит. Хитрый, да?
– Просто ты все равно кайло бы не взял. Больно ленивый. Оттого и мерзнешь…
Их незлую перепалку прервало появление в блиндаже другого батарейца. Длинными, как у орангутанга, руками он держал большущую охапку дров. За ней и человека-то не видать. Дрова, казалось, шли сами собой, на двух ногах, обутых в солдатские сапоги. Но вот руки расцепились, и поленья с грохотом упали на пол, образовав довольно высокую горку.
– Ну, теперича до утра хватит, – констатировал истопник, оценивающе посмотрев на кучу, и принялся отряхивать шинель.
– Силен ты, Фома, – завистливо покачал головой Быковский. – Вот кому лопатой орудовать надобно. Копнул два раза, и цельный ход сообчения готов.
– Тогда тебе пришлось бы полночи по дрова ходить, – усмехнулся в ответ Сорока.
Истопник, не обращая внимания на колкости товарищей, молча сунул в печь пару деревяшек, прикрыл железную дверцу и поставил греться чайник с водой.
– Чаек – это хорошо, – довольно потер ладони Петр. – Доставайте кружки, братцы…
Снова хлопнула дверь блиндажа, впустив еще кого-то вместе с моментально растаявшим клубом холодного воздуха.
– Привет честной компании! – выйдя на слабый свет электрической лампочки, весело поздоровался Иван Борисенко, оберфейерверкер восьмидюймового орудия [81] из соседней батареи. – А я вам кое-что принес.
81
203-мм легкая пушка образца 1877 г.; была спроектирована в 1885 году в Артиллерийском комитете взамен 8-дюймовой свинтной (с разборным стволом) пушки. Первоначально называлась 8-дюймовой облегченной пушкой в 190 пудов. Введена в крепостную и осадную артиллерию приказом по артиллерии № 177 от 11.12.1892 (приказ по Военному ведомству от 07.11.1892).
С этими словами он расстегнул шинель и вытащил из-за пазухи… журнал в красивой обложке. На ней на фоне замысловатого алого узора красовался черный двуглавый орел, сжимающий в лапах скипетр и державу. Под ним, на вьющейся ленте, крупными буквами было написано: «Летопись войны 1914 года».
Пока Сорока, шевеля губами, читал по слогам, пронырливый Фома деловито пощупал бумагу.
– На растопку, что ль? Для махорки вряд ли сгодится…
– Сам ты на растопку! – Иван возмущенно выдернул журнал из цепких пальцев солдата. – Штабс-капитан Позняк велел вам отнесть, показать. Тут про вашего Мартынова написано. Вот, смотрите…
Сев под лампу, Борисенко принялся быстро листать. Замелькали картинки вперемешку с убористым типографским текстом. Наконец, грязный палец оберфейерверкера воткнулся в раскрытую страницу.
– Во! Петро, ты самый грамотный. Читай отседа.
Осторожно взяв журнал, Сорока увидел заголовок и забормотал, читая вслух:
– «Оборона Осовца (очерк военных действий под крепостью в сентябре 1914 г.)…»
– Ха! Опамятовались. Ужо январь на дворе, – не сдержался Быковский, но замолчал, когда остальные зашикали.
– Читай, читай, – подбодрили Петра, и тот продолжил:
«С первого дня мобилизации гарнизон крепости, все от мала до велика, каждый по своей способности, рука об руку, дружно, помогая друг другу, в сознании великой ответственности и движимые беззаветной верностью и преданностью своему долгу, выполняли сложные и многочисленные работы по усовершенствованию обороноспособности крепости, вверенной их защите. Не зная отдыха ни днем, ни ночью, ни праздников, гарнизон выполнил поистине гигантскую работу, и ко дню появления неприятеля перед крепостью таковая была неузнаваема…»