„Разбиты окна порывом ветра и стиха. А мне спокойно! Мне так спокойно без тебя!..“

Я был удивлён, потому что на мою холодную Лизку это было совсем не похоже. Я тихо сидел и смотрел на её профиль. И впервые заметил, что Лиза стареет. Этот естественный процесс был неестественен для меня, ведь я так любил Лизино лицо, её молодость, её весну.

Я, конечно, тоже постарел за эти 8 лет, но ведь лицом к лицу лица не увидать, большое видится на расстоянии. Да и сам себя никогда адекватно не оценишь и не увидишь.

Ах да, я забыл сказать, всё это время, двое суток, названивал Лизе Павел и просил срочно уйти из дома „этого придурка Даниеля“, а Вера, наоборот, молчала, за что я ей был благодарен.

Время шло. Вера была со мной рядом. Каждый день она писала мне, если мы были не вместе. Я привык уже к её длинным письмам, к её „доброе утро“ и „доброй ночи“. Меня волновала её жизнь, я не был равнодушен, но и не был с ней до конца. Я был один. Иногда я вздрагивал ночью оттого, что мне снилась Лизка, она была грустной в моих снах и одинокой. „Я помню тебя, Лиза, помню“, – как бы отвечал я ей, но ничего не мог сделать. Спасать того, кто сам выбрал свой новый путь, – нелепо.

Лиза всё реже стала писать мне, лишь иногда от неё приходило: „Я всё равно люблю тебя, несмотря ни на что“. Это признание убивало меня. Я не понимал, что оно означало. Я виноват в том, что она променяла меня на Павла? Я виноват в том, что Павел запретил ей со мной общаться и она прокляла моё имя, назвав меня эгоистичным мудаком… и неудачником? Если я действительно такой, Лиза, зачем ты тревожишь меня? Зачем попрекаешь Верой? Я задавал эти вопросы сам себе, как бы разговаривая с ней, но никогда её не спрашивал об этом. Зачем?

Вера оказалась очень настойчивой девушкой. Маленькая, складная, персиковая девочка будила во мне какие-то фантастические животные инстинкты. Да, я хотел её, потому что не хотеть её было невозможно. Я удивлялся сам себе. В этом желании не было ни грамма фальши, я никого никем не заменял. Зов плоти был естественным, как сама природа. Она постоянно спрашивала, люблю ли я её. Я отвечал: „Нет“. И это тоже было правдой. Я никому не врал – ни ей, ни себе. Она иногда плакала, иногда злилась, иногда смеялась на моё „не люблю“. Я же, как наглый свин, храпел на её накрахмаленных простынях и крепко сжимал её персиковую грудь. Я ел её вкусный суп, как будто голодал целую вечность, и подставлял свою спину под её маленькие, но сильные ручки. Теперь я раскрылся по-настоящему и был действительно настоящим эгоистичным м…ком, и мне это нравилось.

А потом было лето. Я реально офигел от такой красоты, как будто всё время я жил в подвале без окон и дверей. Как последний придурок, смотрел на зелёные листья, траву и удивлялся: «Как я этого раньше не замечал?» Как собака, я шёл за Верой, нюхая воздух и виляя хвостом. Я даже заметил, что Верочка по-настоящему очень наивна и вся, как сама природа, естественна до неприличия.

Люди любят говорить слова „люблю“, „я с тобой навсегда“, „я не смогу без тебя жить“, „мы умрём в один день“… Я никогда этого не говорил, увы. Но менять что-то в своей жизни не хотел. Я просто любил и просто верил. Сейчас я улыбаюсь своим мыслям: как я был чист и наивен, как я был мил…

Сколько проживу, столько я хочу любить».

Даниелю снилось море. Люди, стоящие в одну шеренгу и ждущие волны. Даниель стоял с ними рядом и тоже ждал. Он даже чувствовал себя вожаком этой стаи. Волна! И все подпрыгивают вверх и снова ждут. Ждать долго, и писатель присаживается на корточки. Люди тоже. Волна! Встали! Снова накрыло. Потом Даниель вспоминает, что забыл свою рукопись на берегу. Он оставляет людей и идёт к берегу, спасти то, что он делал всю жизнь.

Куда ты, Даниель? – кричит толпа.

Я устал. Я хочу на берег.

Он взял в руки свой чуть подмокший талмуд и написал: «Всё, что у человека есть, – это его результат. У меня есть ты, у тебя есть я. Я обращаюсь к тебе, мой дневник. Всё, что там написано, эмоции, люди, жизнь… Всё это я выдумывал, приукрашивал… Просто я, наверное, хотел, чтобы именно так было со мной. Если бы не было тебя, мой дневник, наверное, у меня не было бы меня. Люди растерзали бы мою душу на куски, ожидая очередной „волны“ эмоций. Я всегда был один, но я всегда верил женщинам, как маленькие дети верят взрослым, всему, что они скажут. Меня любили за придурковатость и недоступность. За тоску. За излишнюю откровенность, которой не было. За показную нелюбовь, которая была любовью… За то, что я любил себя и не любил. И каждую ночь, перед тем как заснуть, я обнимаю мысленно своих женщин, я помню теплоту их кожи и ощущение шёлка на моих губах. Я помню их улыбки, смех, слёзы и каждый острый угол их души. Я помню их голоса, могу назвать все оттенки звуков, как слепой. И также я вижу себя – ловеласа, по утрам пьющего шампанское с вишнёвой трубкой в руке и отстукивающего звонкое танго танцующих букв о Любви…»

– Ну и что дальше-то? Где твой Даниель? – с вызовом спрашивает Ломо.

– В своей стихии, Ломо, в своей… Я просто была с ним, я прониклась им, я своровала его душу, всё, как ты учил…

Ок… Пишешь?

Пишу…

Паши, девочка… Паши… Ищи бренд, а не страсти.

Сегодня мне задали вопрос: «Что такое любовь?» Красивый вопрос, не бытовой, животрепещущий! В моей жизни на сегодняшний день приходов любви было пять-шесть. Это не много и не мало, согласно моему возрасту. Но для того, чтобы понять её суть, потребовалось время. И я выяснила, что же можно взять от любви и как её использовать. Да, не удивляйтесь, именно использовать!