Его поступок кажется очень жестоким, но в нем есть глубокий смысл. Я не говорю, что вы не должны помогать, если встретите в лесу плачущего ребенка. Но попытайтесь понять: ваш собственный свет еще не горит, а вы пытаетесь помогать другим. Ваше собственное внутреннее существо пока еще пребывает в кромешной тьме, а вы порываетесь помогать другим. Вы сами страдаете, но пытаетесь служить другим людям. Вы еще не прошли через внутренний бунт и не стали революционерами. Это просто абсурд, но каждого посещает эта идея: кажется, это так легко – помогать другим. В действительности, люди, которые все еще нуждаются в том, чтобы изменить самих себя, всегда пытаются изменять других. Это их занимает, и они забывают о себе.

Я это часто наблюдал. Я видел так много общественных деятелей, и я не встречал среди них ни одного человека, у которого был бы внутренний свет, необходимый, чтобы помогать другим. Но они очень стараются оказывать помощь. Они одержимы идеей преобразить и общество, и людей, и их умы – но они напрочь забывают о том, что еще не сделали этого для самих себя. Они постоянно чем-то заняты.

Однажды у меня гостил один старый революционер и общественный деятель. Я сказал ему:

– Ты так поглощен своей работой. А ты когда-нибудь задумывался над тем, что ты будешь делать, если то, чего ты добиваешься, действительно произойдет? Если каким-то чудом, за одну ночь все, чего ты добиваешься, вдруг осуществится, чем ты займешься на следующее утро? Ты когда-нибудь об этом думал?

Он рассмеялся – и это был совершенно пустой смех. Но потом немного погрустнел и сказал:

– Если такое случится, я просто не буду знать, что делать. Если мир станет таким, как я хочу, мне будет уже больше нечего делать. Возможно, я даже покончу с собой.

Такие люди всегда очень заняты, они одержимые. И они предпочитают одержимость тому, что никогда не осуществится – чтобы можно было без конца продолжать менять людей, жизнь за жизнью.

Это тоже своего рода проявление эго – думать о том, что другие люди жестоки по отношению друг к другу, что они вытирают ноги друг о друга. Эта мысль – о том, что другие ведут себя слишком жестко – позволяет тебе думать, что ты ведешь себя очень мягко. Но ты отнюдь не мягок. Возможно, это своего рода амбиции – стремление помогать людям, помогать им стать мягче, помогать им стать добрее, сострадательнее.

У Халиля Джибрана есть небольшой рассказ.

Жил один пес, и, можно сказать, он был великим революционером – он всегда поучал остальных собак, охранявших дворы и огороды:

– Из-за вашего бессмысленного лая мы совсем не растем. Вы впустую растрачиваете свою энергию, постоянно гавкая.

Проходит почтальон – все собаки начинают лаять… Проходит полицейский, охранник… Собаки не любят людей в форме, они против любой формы – они революционеры. Они тут же начинают лаять. Их вожак говорил им: «Прекратите! Не тратьте свою энергию – эту энергию можно использовать на что-то полезное, созидательное. Собаки могли бы править всем миром, но вы растрачиваете свою энергию без всякой пользы. Нужно избавиться от этой привычки. Это главный грех, первородный грех».

Все собаки понимали, что он совершенно прав. По логике, он был прав:

– Зачем вы все время лаете? Вы тратите столько энергии – вы устаете. А на следующее утро вы снова начинаете лаять, и к ночи опять устаете. Какой в этом смысл?

Они понимали, о чем говорит вожак, но они также знали, что они – всего лишь собаки, бедные собаки. Идеал был замечательным, и вожак действительно служил для них великим примером – все, что он проповедовал, он исполнял. Он сам никогда не лаял. У него была такая сила духа, что все, что он проповедовал, он всегда применял на практике.

Но постепенно собаки устали от его ежедневных проповедей. И однажды они решили – как раз в день рождения вожака – они решили, что сделают ему подарок: хотя бы в эту ночь они воздержатся от лая, хотя бы в течение одной ночи они проявят уважение к своему вожаку и сделают ему подарок. Что могло бы порадовать его больше, чем это?

И вот настала ночь, и все собаки перестали лаять. Это было совсем нелегко, совсем нелегко – так же, как вам, когда вы пытаетесь остановить мысли во время медитации. Они перестали лаять, хотя до этого всегда лаяли. А они не были великими святыми – они были обычными собаками, но они очень старались. Им это было очень, очень тяжело. Они попрятались в свои будки, закрыли глаза, стиснули зубы, чтобы ничего не видеть и ничего не слышать. Это была великая дисциплина. Вожак ходил по всему городу и был весьма озадачен. Кому проповедовать? Кого теперь учить? Что случилось? Повсюду стояла тишина. В конце концов, когда время перевалило за полночь, он вышел из себя. На самом деле он никогда не думал, что собаки его послушают. Он прекрасно знал, что собаки никогда его не послушают, потому что для собак естественно лаять. Его требование было неестественным. Но собаки перестали лаять! Весь его авторитет был поставлен на карту. Что он теперь будет делать? Ведь все, что он мог, – это поучать. И впервые он осознал, что именно из-за того, что он непрестанно поучал, с утра до ночи, у него никогда не возникало желания лаять. Вся энергия уходила на проповеди – и это было своего рода лаем.

Но в ту ночь невозможно было найти ни одного провинившегося. И пес-проповедник почувствовал неодолимое желание залаять. В конце концов, собака есть собака. Он забрел в темный переулок и принялся лаять. Когда другие псы услышали, что кто-то нарушил соглашение, каждый подумал: «А почему я должен страдать?» И город наполнился оглушительным лаем. Тогда опять появился вожак и сказал:

– Глупцы! Когда вы, наконец, прекратите лаять? Из-за вашего лая мы остаемся обычными собаками. А ведь могли бы править всем миром.

Помните, что общественные деятели, революционеры всегда требуют невозможного – это позволяет им постоянно быть при деле. Но когда вы озабочены проблемами других людей, вы забываете о собственных. Сначала решите свои проблемы – потому что это ваша основная, главная обязанность.

Один известный психолог купил ферму, просто так, шутки ради. И каждый раз, когда он бросал в свою вспаханную землю зерна, стая черных ворон устремлялась вниз и склевывала их все до одного. В конце концов, подавив в себе гордость, психолог обратился к своему старому соседу Мулле Насреддину.