Хотя эта фраза была произнесена с присущим горцам пафосом, «волонтеры» ощутили нешуточную угрозу, исходящую от чеченца.

– И еще, – продолжил Кошмар, – наш командир Абу, несмотря на то, что по национальности вайнах, русского языка совершенно не знает, всю жизнь провел в Иордании. Дослужился до унтер-офицера коммандос. Я буду переводить, а вы постарайтесь ему не дерзить, чтобы вернуться домой целиком, а не по частям.

Комментарии к подобному заявлению были излишними. Кошмар, размахивая рукой с зажатыми в ней пистолетами, круто развернулся и направился к столпившимся в стороне боевикам.

«Густо стоят, – отметил про себя Валерий. – Вот бы сейчас накрыть их кассетной бомбой, ни одна падла не ушла бы». Хотя прекрасно понимал, что в этом случае в живых не осталось бы ни одной души, но сейчас это было несущественно.

Кошмар подошел к невысокому плотному мужчине, который издалека казался квадратным, – мощный продолговатый череп был буквально насажен на плечи. Подбородок прикрывала аккуратно подстриженная борода, а голову венчал оливкового цвета берет с эмблемой иорданских диверсантов. Через могучую грудь наискось тянулся кожаный ремешок, прикрепленный к деревянной кобуре допотопного «маузера».

«Наверное, с этим стволом еще его предки разбойничали в здешних краях», – разглядывая полевого командира, насмешливо подумал Лоцман.

Абу сурово оглядел стоявших перед ним милиционеров, потом что-то проговорил на незнакомом «волонтерам» языке.

– Деньги привезли? – перевел Кошмар. – Давай сюда.

Лацюк запустил руку под куртку и, выдернув оттуда широкий пояс, в кармашки которого были уложены тугие пачки долларов, небрежно швырнул его к ногам чеченцев. Кошмар с ловкостью подхватил деньги и продемонстрировал полевому командиру, тот даже не взглянул на них. Лишь дернул головой, и его помощник тут же забросил пояс на плечо.

Валерий понял, что деньги не имели особого значения для боевиков. Их приезд в горы имел другую цель, какую? Неожиданно он вспомнил последний разговор с прокурором Афиногеновым. «Шайтан за свою помощь потребует не деньги или услуги, душу твою возьмет».

– Выкуп вы получили, я могу забрать брата? – бесстрашно глядя в упор на Кошмара, спросил Лацюк.

– Можешь, – важно кивнул чеченец, в его темных бездонных глазах лишь на мгновение промелькнул огонек волчьего коварства. – Вы уйдете, только оставите для начала свои автографы.

– Какие еще автографы? – насторожился майор.

– А ты что, мент, думал, вас сюда привезли и чистенькими отпустят обратно, чтоб вы из себя героев мнили? Не выйдет, грязный гяур, у нас, как в любом приличном заведении, вход – рубль, выход – два. И не иначе.

– И какая будет плата за выход?

– Обычная, – Кошмар с равнодушным видом сдвинул плечами, его даже немного расстроило, что «гости» не выпендриваются, не пытаются права качать. Чеченец указал на стоящих на коленях солдат. – Вон, видишь тех чушкарей? Вас четверо, их пятеро, есть шанс одному сделать ценный подарок – жизнь. Мне все равно, кто это будет. Вам решать.

– Ты что, и брата моего хочешь кровью повязать? – заскрежетал зубами Валерий.

– А ты надеешься, что он выйдет чистеньким? Нет, – Кошмар покачал головой, – все хлебнете крови, либо чужой, либо своей.

– Вот сука, – не удержался Семафор. Теперь всем стало ясно: они угодили в хорошо спланированную западню, из которой есть всего два выхода – либо выполнить условия боевиков, либо умереть. И, скорее всего, эта смерть не будет милосердной и безболезненной.

Стоящий позади офицеров Семен Дудиков мгновенно сообразил, что может произойти в ближайшие минуты. И Лацюк, и Серафимов были готовы умереть на месте, лишь бы не окропить руки кровью своих соотечественников.

– Здесь один патрон, – Кошмар демонстративно медленно достал из кармана камуфляжных штанов видавший виды пистолет Макарова. От времени воронение местами облупилось и ссыпалось с металла, рукоятка с пластмассовыми «щечками» была перемотана синей изолентой. – Каждый из вас может подарить одному из обреченных легкую смерть.

Ни Лоцман, ни Семафор не издали ни звука, просто стояли, будто оцепенев, ссутулившись и втянув головы в плечи, напоминая двух загнанных и ощетинившихся псов.

«Еще минута, и они нас пустят в расход. Тут же, не сходя с места», – тревожно подумал Семен, и в его висках застучала кровь. Это он понял своим простым, не замороченным крестьянским умом, не признающим идеалов и принципов, понимающим лишь одно: выгодно или нет. Теперь секундная задержка могла стоить жизни всем троим, а умирать он не собирался. По крайней мере сейчас. Убивать сын доярки и механизатора не боялся, уже в шесть лет он ловил кур и без страха рубил им головы. В десять «приговаривал» кроликов и сдирал с них шкуры. А в пятнадцать на первых порах помогал, а после сам колол и освежевывал свиней. Убийство для него было делом привычным. Оставался лишь моральный аспект, эту заразу рано или поздно подхватывают все, кто попадает в город. «Как же это можно убивать своих? – размышлял про себя Янки. – А тех бандюков, которых мы мочили при переделе Комсомольска, разве они были не свои? Но тогда на кон были поставлены деньги, а сейчас куда больше – жизнь…»

– Неужели у доблестных ментов поубавилось храбрости? – насмешливо спросил Кошмар, явно бравируя своим превосходством. – Или, может, ее никогда и не было?

Оба офицера промолчали, не решаясь на какие-то действия. И, прежде чем чеченец замолчал, к нему навстречу шагнул Дудиков.

– А давай, Кошмарик, начнем с меня. – Семен протянул вперед правую руку с широко растопыренными пальцами.

Боевик внимательно посмотрел на него, осматривая с головы до ног, будто оценивая, потом сказал: