Еще в походе Баграш и Настя договорились, что связь с Гидраэром у Карасика останется теперь постоянной. Он будет работать по совместительству в заводской многотиражке. Карасик не представлял себе, как после крепкого волжского ветра, который раздирал ноздри и обтачивал скулы, он вернется в пропахшую йодоформом духоту чужого кабинета. Он с ужасом думал, что все, с таким трудом накопленное им во время похода – это ощущение хорошо продутой, свежей жизни, мужества, скорости, – он растеряет в неуютной своей комнатке… И ему хотелось, чтобы поход никогда не прекращался.

– Да перебирайтесь-ка к нам на постоянство! – предлагали глиссерщики.

– Верно! Переезжай вовсе – рви концы, крепи начало, – так говорил Баграш, с которым Карасик был уже на ты. – Мы, как приедем, тебе угол подремонтируем в общежитии, а пока со мной можешь.

– Милости прошу к нашему шалашу, чай да сахар! – поддакивал Фома.

Только Бухвостов ничего не говорил.

– А как по-твоему, Коля? – допытывался у него Карасик.

– Что ж по-моему? – отвечал Бухвостов. – У нас вход свободный. И выход тоже.

Карасик очень сдружился с гидраэровцами. Его самого тянуло крепко связаться с ними не только в походах, не только на бивуаках, но и в оседлой их жизни. Как всегда, он искал примеры в биографиях известных людей. Вот живет Шолохов около колхозников своих, казаков. И Евгений Кар должен жить с племенем этих дружных быстроходных людей. Их бодрый дух наполнит его сердце необходимой свободой. Он больше не будет себя ощущать пасынком. Он примет закон коммуны, заговорит басом и будет играть в футбол. И каждый день он будет видеть Настю Валежную.

– Вы хотите, чтобы я переехал? – спросил он Настю.

– Переезжайте, нам нужны люди.

– А я вам нужен?

– Если бы не нужны были, не приглашали бы.

– Нет, вам лично хочется, чтобы я переехал? – выпытывал Карасик.

– Это зависит не от меня.

– Нет, это зависит от вас. Хотите, Настя, я перееду из-за вас?

– Тогда вы легко сможете выехать из-за меня, – ответила Настя и строго посмотрела ему в глаза. – Послушайте, Евгений Кар, вы всегда так многословны?

– Хорошо, – сказал Карасик, – я буду односложен.

– Так переедете?

– Да.

– И не будете глупить?

– Нет, – сказал Карасик.

Через несколько дней, зайдя в секретариат редакции, Карасик спросил:

– Кто у нас личным столом занимается?.. Товарищ Маклевская, запишите мой новый адрес: завод Гидраэр, бывшая церковь Никола-на-Островке, общежитие Брокфут.

– А что это значит Брокфут? – спросила секретарша.

– Бытовая рабочая опытная коммуна футболистов.

– Вы – и футболист? Господи, куда вам! Вот жизнь надоела!

– Да, такая надоела! – объявил Карасик и сделал стойку на стуле, но свалился на пол и ушиб плечо.

– Вы стали какой-то не такой, – заметила секретарша, – погрубели, а были такой хиленький, симпатичный.

– К черту симпатичную согбенность! – заорал Карасик и победительно вышел из комнаты.

– Ужасно он забавный и милый! – сказала машинистка.

Общежитие гидраэровцев помещалось в бывшей церкви Никола-на-Островке. Уютные комнатки были отделаны на хорах и в приделах, а большой церковный: зал назывался кают-компанией и был местом общих сборищ. Поперек его висела волейбольная сетка. Между окнами стояли столы с чертежами. В бывших царских вратах было укреплено знамя гидраэровцев. Местами проглядывали незамазанные лики угодников, окруженные, как подушками, взбитым паром облаков.

Легкий, едва уловимый, но неистребимый дух ладана витал еще в углах и смешивался с аппетитным запахом готовки. Это управительница коммуны, мать гидраэровца Яшки Крайнаха, всеобщая мама Фрума, готовила коллективную яичницу.

Вселению Карасика неожиданно стала чинить препятствия администрация Гидраэра. Карасику пришлось познакомиться с юрисконсультом Гидраэра – Валерианом Николаевичем Ласминым. Ласмин был тонкий буквоед, но крайне нежный и чувствительный человек. Он говорил, что глубоко чувствует природу, любил пофилософствовать о широте исконно русской натуры и поэтому носил смешную козлиную бородку, но усы брил, отдавая дань требованиям Европы.

Узнав о вселении Карасика, он запротестовал. Он призван охранять интересы завода. Вселение посторонних лиц в общежитие завода невозможно. Это противоречит всем законоположениям…

– Технобрех, – сказал про него Бухвостов.

– Юрисконсульт – отмирающая профессия! – заявил Ласмину Карасик. – Это вроде бакенщиков: расставляют значки, вешки на мелких местах нашей жизни.

– Но бакенщики тоже нужны, – обиделся Ласмин.

– Глиссерам бакенщики не нужны.

– Это уже загиб, – сказал уязвленный Ласмин.